Темная кисть поднял бурдюк и сделал еще один глоток.

— Чего вылупились, — произнес он, оглядев собравшихся еще раз. — За дело!

Маги поднялись и спешно скрылись в темноте, отправившись к другим кострам. А сам темный маг улыбнулся и вслух произнес:

— Сделка есть сделка!

— Сделка есть сделка, — прошептал голос за спиной Темной кисти и из тьмы появился контур Кобада. — Убей его и ты получишь плату!

Амор протянул руку и показал мужчине небольшой фиал с истинной тьмой. Тот, мгновенно дернул рукой, пытаясь схватить фиал, но движение на пределе скорости, прошло сквозь руку темного существа.

— Сначала убей, — хмыкнул кологоловый. — Плата — после.

***

Мак устало потянулся и взглянул на спящую рядом Левитанию. Проведя кончиками пальцев, по ее щеке, он улыбнулся и поднялся с кровати. Накинув рубашку и штаны, он прошел босиком в большой зал.

Пройдя через зал, он подошел к небольшому столику, на котором принялся готовить ароматный напиток в турке, покрытой рунами. Наполнив чашку кофе, парень повернулся к окну ведущему на морское побережье.

— Надо бы все же разобраться, куда оно ведет, — задумчиво произнес Мак, наблюдая за движениями волн.

Сделав пару глотков, он еще постоял у окна и оглянулся. Не обнаружив шлема мертвого паладина, который тот обычно оставлял на столике у входа, он нахмурился.

— Вышел, что ли? — произнес он и направился к выходу.

Выйдя наружу он обнаружил Арта, стоящим за пределами защитного круга. Вокруг стоял плотный туман и видимость снизилась до двух десятков шагов.

— Арт? — произнес Мак и подошел к паладину.

Тот и не думал поворачиваться. Он стоял прямо и смотрел куда-то в туман. При этом он держался за воткнутый в землю двуручный меч.

— Что ты тут делаешь?

— Знаешь, — хриплым голосом произнес паладин. — У меня никогда не было семьи. Были женщины, но семьи не было. Я не могу вспомнить, чтобы я когда то задумывался о семье. Кроме одного случая.

— Какого? — поинтересовался Мак, не понимая к чему ведет Чистейший.

— Когда я увидел ее, — вздохнул Мак. — Женщину, предназначавшуюся императору. Это был единственный раз, когда я задумался о семье и детях.