Поможет ли мне это мгновение? Знание о том, что Завеса приняла жертву, что Рок выжил? Сохранится ли воспоминание до тех пор, пока я стану такой, как Сели?

— Проживи эту жизнь, — я так и не смогла коснуться его на прощание. — Пожалуйста.

И вот мы снова по две стороны. Но во тьме и безнадёжности я. А он лежит там, снаружи. Прижимается лбом к раскалённой земле, тяжело дышит и с трудом шевелится. Но он там.

А я здесь.

Одна.

В темноте.

Наверное, именно это — главная пытка. Стоишь на самой границе, а мимо проходят те, кому повезло чуточку больше; смотришь, как они уходят и возвращаются. И не можешь пошевелиться.

Чёрный туман окутывал стопы, поднимался к коленям, баюкал. Горячий и мягкий, как пушистый кот. Он мурлыкал, успокаивая, завораживая, обещая покой и тишину. Заполнял глаза, уши, рот. Оглушал и ослеплял, избавляя, защищая от боли, к которой я едва успела подготовиться.

Тьма совсем не страшная. Тьма — это лишь отсутствие света. От Тьмы все ждут страданий и пыток. Но что, если не Тьма — зло. Что, если зло не в Тьме. Зло в людях.

Тьма совсем не страшна.

Страшен тот, кто прячется, укрываясь ею, как одеялом. Оправдывая ею свои желания.

Эта темнота не пустовала.

«Живая», — шёпот лился со всех сторон разом, сворачивался клубками, лился тягучей жижей внизу, по бокам, капал сверху и пачкал волосы. — «Живая. Вкусная. Сла-а-а-а-адкая…».

Бледные руки с обломанными ногтями показались впереди. Показались — и тут же пропали. Чтобы явиться с другой стороны, царапнуть — и снова исчезнуть.

Череп с провалами глазниц мелькнул перед самым носом. Двинул челюстью с иссохшей кожей.

— Мама! — я взвизгнула, размахнулась. Череп улетел в темноту, как детский мячик, и тьма поглотила звук падения.

Тьма не страшная! Тьма — всего лишь пушистый кот!

Я зажмурилась, чтобы не видеть тех, кто прячется в темноте. Тех, кого действительно стоит бояться. Пустых, выжранных друг другом, но голодных.

Всё это время голодала не Завеса. Не она требовала жертвы, не она прожорливо рычала, сотрясая твердыню. Кошмаром её сделали люди. Ведьмы, колдуны, неудачливые демоны. Напуганные, согбенные чувством вины, сжёгшие собственную лару и охотящиеся на тех, в ком ещё горит огонь. Они мучали друг друга, чтобы не мучаться самим. Страшное колесо без начала и конца, пыточный инструмент, который движут сами заключённые.

Честное слово, я собиралась принять участь достойно. Но достоинство, видимо, предпочло остаться с той стороны и не соваться в яму со змеями вслед за сумасшедшей девчонкой.