«Беги!», — кричал внутренний голос. — «Спасайся, пока не поздно! Он хотел этого, ты же знаешь!».
Я никогда не отличалась смелостью. Безрассудством, неумением думать о последствиях — да. Но не смелостью. Но как же нужен хотя бы в маленький глоток храбрости!
— Какое тебе дело? Завеса насытится. Моя лара горит куда сильнее, чем его. Отпусти!
Он скривился, как от ноющего зуба.
— Ты должна заходиться от ужаса! — встряхнул меня, как игрушку, что никак не желала оживать и разговаривать с капризным мальчишкой. — Трястись от страха перед вечными пытками! Ты, слабая человеческая девчонка! Ты не моя богиня, ты не та, кто не боялся тьмы! Так почему ты не умоляешь о пощаде? Почему не боишься?
— Боюсь, — я перестала вырываться, ответила спокойно и твёрдо: — У меня ноги подгибаются от страха. Так что, спасибо, что придерживаешь. Но иногда страх придаёт людям сил.
Он ослабил хватку. Отступил назад.
— Это твоё решение, ведьма? Лучше вечные пытки в одиночестве, чем жизнь… со мной? Я предлагаю тебе больше, чем предлагал кому-либо. Ты слишком похожа на неё, на мою богиню. На мою Лунную жрицу. Я хочу, чтобы ты напоминала её. Чтобы каждый день смотрела на меня её глазами. Никто не тронет твою лару, никто не обидит тебя. И Рока, когда Завеса выплюнет его, я сделаю твоим верным рабом. Но ты останешься со мной, в темноте.
— Ты согласился на сделку, Тёмный, — я видела в блеске Завесы их обоих: Рока, распятого тьмой, и бессердечного властителя Подземья, который почему-то продолжал медлить. Один мужчина с той стороны, другой — с этой. Спасение одного сулит вечные муки, второй же соблазняет участью, о которой мечтает любое исчадье. Выбор очевиден. — Держи слово.
Он поднял острый подбородок и отстранённо проговорил, будто обращаясь не ко мне, а к огненной воронке в небе.
— Будь ты проклята, ведьма. Проклинаю всех женщин. Я не успокоюсь, пока не скормлю Подземью каждую из вас. Алчных, жадных, самовлюблённых, продающихся за власть. Слабых. Я отдам ему каждую, а потом сожру то, что от вас останется.
— Мама говорила, есть много вредно, — горячая липкая ткань Завесы с готовностью присосалась к ладони. Я надавила ещё немного. — Сдержи обещание, Тёмный. Отпусти его.
Я сделала самый последний шаг. Обдало жаром, каким пышет затухающий костёр: ткань, несущая смерть, пробовала меня на вкус, примеривалась.
— Не смей!
Рок стоял совсем близко. Бледный, исхудавший, измученный. Живой! Я потянулась… но не успела: Завеса, оплела его торс сгустками тьмы и выдернула, как опостылевшую занозу.
— Не смей, не смей, не смей… — он всё повторял и повторял, как ополоумевший. Смотрел на меня и хмурился, как если бы пытался вспомнить. — Не смей, не смей…