— Извини, — буркнул Шу, не глядя на него.
— Да я сам… — Йаати вспомнил, как вдруг дико озлился на Шу, и, поёжившись, поджал босые ноги. Сейчас он сам не представлял, что это такое на него нашло.
— Да ладно, это же я тебя напоил…
Они помолчали, не глядя друг на друга. Йаати бездумно почесал обожженное бедро и вздохнул. Он чувствовал себя на удивление дурацки. Совсем не так, как должен чувствовать себя парень, спасший тридцать миллионов человек. Впрочем, вклад Шу в любом случае был несравненно больше…
Шу, однако, думал сейчас совсем в другую сторону.
— А всё же, почему ты… такой? — вдруг спросил он.
— Какой такой? — Йаати удивленно взглянул на него.
— Ну… смелый. Непохожий на других.
— Не знаю, — Йаати задумался, впервые, наверное, за всю жизнь пытаясь разобраться в себе. — Знаешь, я всё же парень, не что-нибудь. Мне обидно жить просто вот так, ни для чего, на шее у родителей сидеть… Хочется совершить что-нибудь… ну, такое… героическое.
— Ну так ты и совершил же.
— Ещё не совершил, — люди-то все в стазисе, и вообще, неизвестно ещё, где это мы и что тут… Ну, и хочется, чтобы меня похвалили… хотя бы. И медаль дали. Большую шоколадную, — Йаати хихикнул. — Я не настолько хороший, знаешь… люблю, когда хвалят. Только редко бывает. Я ж и по закоулкам всяким шарился затем, чтобы хоть каких злодеев выследить, — сектантов там или хоть бандитов… без толку, конечно. Когда мятеж начался, — я в военкомат приперся, спросить, не нужны ли юные герои-разведчики… меня там послали… лесом. Мол, без сопливых солнце светит. Правильно, конечно, — там всё кончится раньше, чем я доеду, — но всё равно обидно, знаешь…
— Что за мятеж? — спросил Шу.
— А, — Йаати вздохнул. — В Тарнской области. Повстанцы сумасшедшие какие-то, которые хотят, чтобы всё было по-старому, — войны там и всё такое…
— Я сам, знаешь, повстанец, — хмуро сказал Шу. — Про нас тоже рассказывали… что мы кровь детей пьем и печенью младенцев невинных закусываем. А на самом-то деле мы просто свободы хотели, и всё. Вдруг и они?..
— Они психов из дурки выпустили, совсем ненромальных, — буркнул Йаати. — Те вообще людей убивают… зверски, жгут всё… Я даже заболел, когда услышал. Нельзя же так…
— Ты же не сам услышал, а по радио, — сказал Шу. — А по радио тебе что хочешь скажут. Что люди ходят на руках и люди ходят на боках. И прочее такое всё.
— Я туда поехать хотел, правда, — так, сам по себе… но не осмелился, потому что родителей жалко, — вздохнул Йаати. — Я же совсем один у них, ни брата, ни сестры, никого… Себя-то не очень ещё жаль, а вот маму очень. И отца. Они же меня любят, хотя и ругают, и ухи дерут иногда…