– Нет!

– Потому что ты боишься моего отца.

– Да иди ты! Иди ты на хер просто! И все!

– Люди на тебя оборачиваются. Неловкость.

– У меня есть другая.

– А, так вот что ты нашел. Искал и нашел. Ну и сказал бы. Аня, сказал бы ты, я просто не там искал. Наверху вот не было никого, а внизу за неделю нашлось.

– Давай. Упражняйся. Ты на мне весь год проупражнялась. Ты же не верила мне никогда, ни мне, ни в меня. Как и папашка твой. Он меня тоже шизанутым называл. До сегодняшнего дня. Вся в него!

– Я на маму похожа.

– Ты похожа на папу.

Аня остановилась. Люди спотыкались о них, чертыхались, пялились на Анины стати, забывали досаду и бурлили себе дальше. Очень были заняты своими подземными делами, как будто ничего, кроме метро, в мире не было.

– Давай выпьем.

– Я бы… Я поспал бы. Перед операцией.

– Ты мне должен. Так что заткнись и пойдем.

Он и сам уже понял: должен. Должен именно перед этой операцией. Перед тем, как наконец сделать что-нибудь осмысленное. Ей должен больше, чем кому-либо другому.

Отыскали в переходе какой-то интеллигентский притон, опустились на набитые мешки, задернули занавеску. Как будто одни остались.

– Как ты здесь оказалась?

– Он за мной послал. Просил передать, что ты меня от себя освободил. Отличный способ расстаться: передать через отца и двух вооруженных кретинов.

– Я не хотел так…

– Мужественный ты человек, Артем. Уважаю.

– Я говно, ладно, принято. Но теперь-то что?! Теперь ведь ты вернулась к своему идеальному папуле! А? Все! Ура! Зачем мне мозги жрать?!