– Но ведь Красная Линия… Они под этими флагами… Людей на пулеметы! Сейчас, на Комсомольской! Вчера! Неделю назад! У меня! Ребенка… На руках… Не моего… Но…

– И что, позволь? Мы тут ни при чем.

– Это ведь вы заставили Мельника патроны им отдать! Ганза! Там, на Комсомольской, Москвину! – Артем наконец пробудился.

– Во-первых, мы – не Ганза. Во-вторых, мы никого не заставляли. Патроны эти наши. А Орден – просто инкассаторская служба. Москвину причиталась компенсация за действия Рейха. А что уж они делают с патронами – вопрос их этики. Зато мы остановили войну. Которая началась, опять же, не из-за того, как в целом система выстроена, а из-за кретинских инициатив на уровне среднего звена. Как, кстати, и с вашим героическим бункером тогда. Тебе что, гражданская война нужна?

– Они там, на Комсомольской этими патронами столько людей перекрошили! Живых! Что ты меня войной пугаешь?! Там люди от голода готовы на пулеметы! Ты себе представляешь, что это?! Как это?!

Бессолов замолчал и молчал, пока не спустился по ступеням.

– А что делать? Мы пытаемся найти средство от этой грибной гнили. Пробуем пестициды. Но есть же какие-то естественные процессы. Экология метро, так сказать. Предлагаю считать, что у них так численность популяции саморегулируется.

– Но сами-то вы тут жрете от пуза!

– Может сложиться такое представление, – согласился Бессолов. – Но глупо думать, что от пуза не жрет верхушка Полиса, или Москвин, или Мельник. Тут уж что кесарю, а что не кесарю. Консервов из Гохрана на всех не хватит. Так устроен мир. Если я выйду отсюда и скормлю объедки со своей тарелки несчастной голодной девочке, это ничего не изменит. Мои объедки – не Иисусова рыба. Тем не менее, я выхожу и кормлю голодную девочку. И ничего не меняется.

– Потому что ваша Ганза ничем не лучше Рейха!

– Говорю же тебе, Ганза, по сути, и есть Рейх.

– Что?

– Догоняй.

Артем заковылял за ним.

С лестницы под знаменем свернули направо. Над головой светилась ярко-красная звезда. Сияла багрово надпись «Бункер‑42». На все это хватало электричества. Все это было важно. По коридору вышли к пустому бару. Стойку озарял свитый из неоновых трубок «калашников»; бармена не было, откупоренные бутылки предлагали себя. Бессолов загреб что-то с нерусской этикеткой, выдернул рыхлую пробку зубами, приник. Предложил Артему; но тот побрезговал.

– Итак, Музей «холодной войны»! – сказал Бессолов, поворачивая в узкий ходок: стальные листы скреплены квадратными клепками.

Вошли в помещение: на стене – подсвеченная старинная карта: огромная малиновая тень на полмира подписана «С.С.С.Р.», серые европейские государствишки жмутся друг к другу, все испещрено штампованными силуэтами ракет и крыластых самолетов. В углу стоит бледный манекен, обмундированный в старинную форму; глупую, летнюю. Охраняет огромную жирную бомбу; масляной краской крашенную в серый.