Тормознул у тела. Потушил фары. Уменьшился. Растворился.

Неслись по Воздвиженке, по всем местам, где Артем сотню раз хаживал: а теперь – в последний раз. Глядели порожне с обочин вслед мчащейся японке чьи-то выклеванные черепа, выеденные здания, высохшие деревья.

И обглоданной луной было чуть подсвечено пустое небо. В небе было звезд наколочено, как в ту ночь, когда Артем вышел с Женькой наверх, хитростью заставив его и Виталика отпереть гермозатвор на Ботаническом саду.

– Помнишь, Жень?

– Хватит, Артем. Пожалуйста.

– Прости. Я больше не буду. Правда.

Мигнуло-кануло Министерство обороны из костяно-белой извести, прошмыгнул склепик станции Арбатская. По правую руку стояли прямо и узко высотки в двадцать с чем-то этажей, похожие на бойцов, забытых на победном параде. По левую шли дурацкие и величественные растопыренные дома Калининского, с самыми большими в какой-нибудь Европе рекламными экранами, теперь выгоревшими дочерна. Часовые отдавали Артему честь. Экраны показывали ему его прошлое и его будущее.

– Как дышится? – спросил он у Ани.

– По-другому.

Вспомнил, как тут был в первый раз – два года назад. Как тут все было иначе. Тогда была тут жизнь – выморочная, чужая – но копошилась. А теперь…

Артем поглядел в зеркало. Показалось, что где-то вдалеке преследует их сгусток темноты; показалось?

Повернул круто, с визгом, на Садовое, и по Садовому пошел в прогрызенной колее, мимо посольства Соединенных Штатов, сожженного на костре, мимо высотки на Краснопресненской – для нежити построенной, с колом на крыше, мимо основательных гранитных домищ, в честь чучела названных «сталинками», мимо площадей-бомбовых кратеров, мимо переулков-траншей.

Смотрел и думал: мертвое к мертвым.

– Домой? – спросила Аня.

– Домой, – ответил ей Артем.

Праворукая пуля-японка выскочила на Проспект Мира; нарушил разметку, погнал на восток. Проскользнули под эстакадой – пересечением с Третьим кольцом; вынесло на мост над железной дорогой, проложенной где-то по самому дну темноты. Еще немного – и поднялась над деревьями застывшая в небе ракета, музей глупой космонавтики, сигнал о близком ВДНХ.

Снова причудилось позади движение. Даже обернулся на секунду; и чуть не влетел в скособоченную фуру, еле успел отвернуть.

Шныряя между ржавыми консервами, знакомой тропой выбрались к входному павильону – к родной станции; машину загнал за киоск обмена валюты – железный куб. Спрятал.

– Быстро добрались. Может, и не очень большая доза, – сказал Артем Ане.

– Ладно, – ответила она.