— Нет, — с невозмутимым спокойствием возразил Цвейл. — Думаю, эти эршул дошли до Усыпальницы.

Вспыхнули и разом погасли все свечи. Бледный, неземной свет пробился из древней гробницы, зеленый и холодный. Адептус Астартес растворились и исчезли, а на их месте растянулись от пола до потолка колонны белого гололитического света. Черные каменные стены исторгли невидимый ранее рисунок из светящихся голубых полос. Они были повсюду, по всей гробнице. Все дрожало, помещение наполнилось низким гудением.

— Фес, что творится? — запинаясь, спросил Роун.

— Я слышу… — начал Даур.

— И я, — сказал Дорден, явно удивленный. Безмолвные, фантомные сгустки света, словно шаровые молнии, задрожали и закружились вокруг их голов.

— Я слышу пение, — сказал Корбек. — Слышу, как поет мой отец.

В его глазах стояли слезы.

В реликварии Гаунт медленно выпрямился и посмотрел на гроб, в котором лежала святая Саббат.

Он чувствовал сладкий, невесомый аромат специй, акаста и ислумбина. Тело святой вдруг засияло, все ярче и ярче, пока белое свечение не стало слишком резким, невыносимым для глаз.

— Беати… — пробормотал Гаунт.

Хлынувший из саркофага свет был таким яростным, что всем пришлось закрыть глаза. Последним, что видел Корбек, был расплывчатый силуэт Ибрама Гаунта, опустившегося перед гробом святой, озаренного неистовым белым сиянием сверхновой.

Сияние утихло, и усыпальница стала прежней. Моргая, не говоря ни слова, люди смотрели друг на друга.

За время, пока сиял свет, не дольше нескольких секунд, спокойная, но неуловимая психическая мощь огромнейшей силы пронзила их умы.

— Чудо, — пробормотал Цвейл, садясь на пол. — Настоящее чудо. Трансцендентное чудо. Вы ведь все это почувствовали, правда?

— Да, — всхлипнула Саниан, по ее лицу струились слезы.

Дорден кивнул.

— Конечно, мы видели, — спокойно сказал Корбек.

— Я не знаю, что это было, но никогда в жизни я не испытывал такой страх, — выдавил Роун.

— Говорю вам, майор. Это было чудо, — сказал Цвейл.