Большинство вурдалаков боялись Иглы, но его всегда влекло к ней. В первые ужасающие дни испытания Зет прятался в ее тени, находя силу в неистовых контурах. Вскоре после этого начались видения. Всего лишь недолгие вспышки, дразнившие воображение:
Растворяясь в песне Иглы, Зет вспомнил слова покрытого шрамами пророка: «Слушайте Иглу. Это их отметина и ваша мера. Придет время, когда вы услышите, как она поет, — и тогда будьте наготове, потому что Повелители уже близко. Заслужите их милость — и почувствуете на вкус звёзды, разочаруете — и позавидуете мертвым…»
Слабых пустят в расход, сильных заберут. Это простое обещание стало порочным стержнем души Зета. Он был готов к испытанию. Он
Как обычно, хозяева Сарастуса вернулись перед Сумерками. Их судно — рокочущий хищник с неровными острыми краями — разрезало звездное пространство, как зубчатый нож. На его оболочке темно-синего, практически черного цвета не было украшений или опознавательных знаков. Корабль был созданием теней, как и его экипаж.
Из укрытой ниши, где стоял командный трон, Вассааго наблюдал за миром, который он поработил. Мерцающие голографические отчеты окутывали его холодное и красивое лицо переплетениями света и теней, но не меняли выражения черных глаз. Он невозмутимо оценивал перспективы этого урожая. Умер еще один улей, а последний в скором времени ожидала такая же участь.
— Повелитель, я должен подготовиться к боронованию, — эти слова прозвучали на фоне нестройного электрического шипения, и Вассааго нахмурился, повернувшись к тому, кто парил возле него.
Колдун пришел к нему на службу всего столетие назад, и Вассааго продолжал считать его чужаком. Подданный заявлял, что когда-то был Астартес, но его движения больше напоминали Механикум. Рваные накидки полностью скрывали его внешность, и Вассааго ни разу не видел даже руки, которая появилась бы из этой бесформенной массы. Еще более странным было отсутствие чего-либо похожего на лицо. Возможно, тот грубый железный лист, который он носил, — всего лишь маска, но даже если это так — в ней не оставалось ничего хотя бы отдаленно напоминающего человеческое.