— Я не алкоголик.

— А кто же ты, если пьешь бутылками?

— Я — пьяница. А знаешь, чем пьяница отличается от алкоголика?.. Алкоголик не может бросить пить, а пьяница — не хочет. Понятно?

— Мне уже давно все с тобой понятно.

— А мне нет, — Маналов опустил голову. — Взять хотя бы эти осколки. Вначале была рюмка. И рюмка была у меня. А стало много нерюмок. Это, философски говоря, размножение кармы.

— Сейчас подмету, — жена ушла, и скоро вернулась с веником и совком. Ты, чем карму свою размножать, пошел бы лучше умылся, зарядку бы сделал, и сходил в магазин. Давай, бери эспандер! Ну-ка поднимайся! И мне тут не мешай.

Маналов вылез из-за стола.

* * *

На одной стене в коридор висел велосипед. На другой — эспандер.

Маналов снял его, расставил ноги, и потянул пружины.

«Иногда время растягивается, а иногда сжимается. Зависит от обстоятельств».

— Втяни живот, — жена с совком и веником протиснулась между Маналовым и велосипедом.

Маналов еще разок растянул изо всей силы эспандер, повесил его на место, вытер рукавом выступившие на лбу капельки пота, и прошлепал тапочками в ванную.

* * *

Рядом с унитазом в корзине лежала стопка журналов. Философ взял один, полистал. Остановился на рекламе шредера.

ТОНЬШЕ НЕ БЫВАЕТ! — гласила она.

Реклама Маналову не понравилась, но сам шредер навел философа на экзистенциальную мысль о том, что любую мысль можно уничтожить.

«А я бы так рекламировал», — он потянулся вперед, взял с полочки над раковиной помаду жены, и написал поверх изображения: