Губы отца подёрнулись в неком подобии улыбки:

— Правительство услышало твои требования, на последнем заседании было решено удовлетворить их полностью.

— Да ну? Сколько времени прошло после эфира? Не напомните, господин губернатор? — язвительность так и сочилась с моих губ.

— Председатель правительства, — поправил меня отец.

Охренеть, маска невозмутимости каменной крошкой осыпалась с моего лица. Санька тихо хихикнула в кулачок. Генералы синхронно улыбнулись. Уел меня отец, уел. Когда он успел сменить кресло и кабинет? Почему я об этом не знаю?

Видимо Луна упала на Землю или Ленин ожил в мавзолее. Сам председатель правительства — второе лицо в государстве прибыло на переговоры с презренным демоном. Мир перевернулся, я потянулся к левому запястью, невесомым касанием отключив комм. Дальнейший разговор не для посторонних ушей. Отец оценил:

— Поговорим?

— Поговорим, — ответил я. — Секунду.

Пальцы снова коснулись комма. В воздухе высветилось голографическое изображение Ежа, с комфортом восседавшего в широком удобном кресле во главе длинного стола.

— Слушаю, командир. Ты тут такой базар «за жизнь» прервал…

— Отбой, Ёж. Отпусти задохликов.

— Есть! Понял тебя. Повезло вам…, я бы…, — изображение моргнуло и растаяло.

— Тур?

— На связи, Бер.

— Выводи ребят.

Через пять минут из тёмного зева разгромленного холла лабораторного корпуса показались фигуры «лабораторных крыс». Обтянутые кожей скелеты, так похожие на освобождённых узников печально известного Бухенвальда, за спинами которых возвышалась башня Тура, придерживающего Багиру. Сашка, охнув, прикрыла рот ладошками. Генералы, потупились под моим тяжёлым взглядом, не обещающим им ничего хорошего. Отец виновато смежил веки. В глазах охотников, прилетевших вместе с отцом, постепенно разгорался огонь ненависти к людям, сотворившим ТАКОЕ. Охотники прекрасно понимали, что они сами имели все шансы занять места освобождённых ребят…

Страшным и печальным гвоздём программы оказался Боха. Представьте себе широкоплечий скелет, одетый в какое-то рубище и серые штаны, в которых косил сено Лев Николаевич Толстой, сверху на этом великолепии болтается разгрузка и пояс с пятёркой гранат. В длинных пальцах костлявого босоного сына Смерти вместо косы зажат автомат, а в глазах горит лихорадочный безумный огонь сошедшего с ума монстра, готового рвать всех и вся. За спиной чудовища скрывается тонкая фигурка Тени, заразившейся от товарища безумием, но она более осторожна. Выйдя на свет, Боха подслеповато прищурился, опустил автомат, всей грудью втянул прохладный утренний воздух…, и заплакал. Кинувшиеся к бывшим пленникам люди в белых халатах и чемоданчиками с красными крестами в руках, резко остановились, наткнувшись на чёрный зрачок готового к бою «Кречета» и безграничную ненависть во взгляде стрелка: