Джек не смутился.

– Мать я не помню. – Не похоже было, чтобы сей печальный факт разведчика расстраивал. – Зато красавиц сразу вижу! И доброе сердце чувствую.

Джек предупредительно перехватил у женщины снятый со столика чайник и поставил на тумбочку. Приподнял крышку кастрюли.

– Ух ты, пшенка! Обожаю!

Кирилл кашлянул, с трудом удержавшись от комментария. Не далее как вчера поедавший опостылевшую пшенку Джек ворчал, что изобрели «эту дрянь» иностранные агенты, не иначе. И внедрили во вражеский рацион специально, дабы снизить боеспособность.

– Ешьте, – проворчала женщина. Но, кажется, уже не так сердито.

– Вот что значит – хозяюшка! – умасливал Джек, помогая расставлять на тумбочке посуду. – И красавица, и руки золотые!

– Да ну тебя, малахольного… – Васькина мать потупила взор.

Чтобы не смотреть на Джека, перевела взгляд на Рэда, а с него – на Кирилла.

Командир молниеносно принял изможденный вид. Страдальчески вздохнул. Кирилл поддержал, как мог: организм настоятельно требовал еды, поэтому печальное лицо и вздох получились не хуже, чем у Рэда. Олеся, глядя на них, фыркнула и отвернулась к стене. Но хозяйка над гостями, тем не менее, сжалилась.

– Что стонете? Жрать охота?

– Еще как! Спасибо, что не забыла. – Джек благоговейно, будто на сошедшую к грешникам богиню, смотрел на женщину.

– Ладно уж, – поколебавшись, проворчала та. – Кушайте пока, что есть. А я гляну на кухне – может, еще чего завалялось.

С этими словами новоявленная Деметра вышла.

– Жека, – отмерев, проговорил обалдевший Кирилл. – Вот как ты это делаешь?! Она ведь нас пять минут назад убить была готова?

Джек довольно хохотнул. Небрежно бросил:

– Подумаешь. Тетка как тетка. Небось, не в койку затаскивать.

– Вот, кабы в койку – тогда бы ты растерялся! – съязвила Олеся. – Уж нам-то не свисти… Бабник.

– Между прочим, кому-то здесь оставаться, – напомнил Джек.

– Я к этой курице не подмазывалась!