Айвен осмелилась поднять пылающий взгляд:

— Он не причастен к этому!

— Какая же ты наивная! Я давно порываюсь выдать тебя замуж, но, оказывается, ты еще настолько ребенок, что тебе может задурить мозги любой проходимец. Он отплатил тебе такой неблагодарностью, погубив твоих же людей, а ты все еще продолжаешь его защищать!

— Он. Здесь. Не. При. Чем. — Отчеканила девушка каждое слово, непреклонно глядя отцу в глаза.

Кирис тяжело вздохнул:

— Я не смогу переубедить тебя. Что бы сказала мать, если бы узнала все это? А она обязательно узнает — сплетники донесут! О чем ты думала, Айвен!?

— О том, что нельзя жить так, как живем мы! — Вскрикнула девушка. Несмотря на всю смелость, она вжалась в столешницу, вцепившись в нее пальцами, — Для всех мы лишь дикари и убийцы! Так нельзя, отец!

— То есть он, по-твоему, не дикарь? Он лучше, чем мы?

— Да. — Прошептала Айвен одними губами, прикрыв глаза от осознания того, что она творит. Но она уже не могла остановиться, — Потому что он показал мне всех нас со стороны. И я увидела не людей, а тупорылых животных, безграмотных, грязных свиней, убивающих всех, кто живет чуть иначе! Неужели так сложно жить чем-то, кроме войны?

Открыв глаза, Айвен увидела хохочущее лицо отца, и на мгновение ей показалось, что Кирис безумен.

— Нас бы давно разорвали такие стервятники, как он, если бы мы не жили войной! — Выговорил он, — Зачем ты полезла во все это, тупоголовая девка!? Твое дело дома сидеть, да детей рожать.

— Нет. — Отрезала Айвен, — Не забывай, кто я.

— Ты мерзкое ведьмино отродье, и чем скорее я выдам тебя замуж, тем быстрее забуду об этом!

Айвен ужаснулась, услышав эти слова. Они сочились ненавистью и презрением к ней, к самой ее сущности. Плечи девушки неосознанно опустились, она поникла, осознав, насколько глубока ненависть к ней.

— Когда-то я позволила себе думать, что ты не такой, как все. — Прошептала она, роняя из глаз редкие слезы, — Хоть ты и разозлился, когда узнал о моей силе, ты не выгнал меня, не убил и даже не опозорил. Ты придумал скрыть это ото всех и просто выдавать меня за хорошего врача. Тогда я думала, что никто на целом свете не любит меня так сильно, как ты. Меня такую, какая я есть, а не такую, какой я должна быть.

Она искоса взглянула на отца, потупившего голову, и продолжила:

— Оказывается, это была ложь.

Комната Айвен погрузилась в тишину, когда она замолчала. Почти усевшись на столешницу, девушка ждала ответа. Она высказала все, что думала, и этим добровольно повесила себе на грудь мишень.