Незачем. Он и так узнал все, что нужно. За похотью пришло то чувство, которое охватывало хищника за мгновение до того, как зубы вгрызались в горло жертвы.

— Да, — прошептала Элиза. Слеза прочертила дорожку по щеке. — Я знаю старовернский, наречие Малой Вольты и авесинский…

Он отвел руку, поднялся с дивана и мягко опустил ладони на плечи Элизы. Она подняла голову и посмотрела на него с невыносимой болью и надеждой.

— Умница, — улыбнулся Оберон. — Что еще ты умеешь, лисичка?

Девушка шарахнулась от него так, словно Оберон ее ударил. Почти вырвалась: он сумел ухватить ее за запястья, удержал, набросил тонкую сеточку заклинания, которое усмиряло оборотней. Глаза Элизы сверкнули нервным больным блеском, а потом заклинание сработало, и она опустила голову.

— Что теперь? — услышал Оберон едва различимый шепот. — Убьете меня?

Он не удивился. Чего еще ждать лисице-оборотню от декана факультета темной магии, которому по долгу службы полагается уничтожать таких, как она, и учить этому своих студентов. Оберон всмотрелся в серебристую дымку чужой ауры: не оборачивалась ни разу — вот и замечательно. Папаша-генерал был, конечно, дурак, но вживил в дочку нитку заклинания, которая удерживает ее в человеческом виде даже в полнолуние.

Вон она, эта нитка. Змеится по самому краю ауры, почти незаметно.

— Нет, — ласково сказал Оберон. Он позволил себе еще минуту насладиться теплом девичьего тела, цветочным запахом, что поднимался от волос, тонкими очертаниями белых плеч — позволил и отстранил Элизу, сел обратно на диван. — Одевайтесь, миледи, у вас тут не очень-то тепло.

Снова зашуршало платье. Оберон откинулся на спинку дивана и устало закрыл глаза.

Девушка-оборотень из благородного семейства, которую он, судя по всему, не сможет не купить. Прекрасное завершение каникул.

— Опознать оборотня можно двумя способами, — произнес Оберон. Его немилосердно клонило в сон от усталости: последние дни лета были полны забот и трудов. — Внутренняя сторона правого бедра всегда отзывается легким ударом тока на прикосновение с заклинанием. Именно поэтому я велел вам раздеться, миледи. Не потому, что хотел облапать поскорее.

Оберон машинально задал себе вопрос, сколько лет у него не было женщины. Кажется, четыре года. Нет, все-таки три — он вспомнил один случай и ухмыльнулся.

— А второй способ? — он услышал шаги, легкий скрип кресла: Элиза переоделась и села.

— А второй способ — это посыпать оборотня специальной серебряной стружкой, — Оберон открыл глаза, улыбнулся. — Но у меня ее сейчас нет, всю истратил на болотах. Да не смотрите вы на меня так, я не сделаю вам ничего плохого.