Он и без того нимало — каждый день приходил. И смотрел все внимательно, будто ждал, что вот-вот чем-то Гроза себя выдаст. Все ночи с темна до зари он проводил в постели своей меньшицы. Поначалу все насытиться никак не мог: едва хоть немного поспать удавалось, а после тело при каждом движении напоминало о том, что было. Так продолжалось пятерицу целую — до изнеможения, до слез, когда Гроза уговаривала его хоть мало ее не трогать. Он не слушал ничего, будто оглох.

А тут вдруг прислушался.

Гроза, раньше чуть смирившись, нынче отбивалась особенно рьяно, решив, что на сей раз уж точно добьется своего. Владивой держал ее, катая в смятых и влажных простынях. И коленом ноги раздвинуть пытался, распалялся все сильнее то ли от злости, то ли от желания. И вдруг замер, придавив ее запястья к ложу. Посмотрел сверху вниз, убрал легким взмахом растрепанные прядки со лба.

— Прости, — уронил. — Не буду трогать. Сколько скажешь… Не буду.

Будто отрезвел в один миг. Улыбнулся и, склонившись коснулся ее искусанных губ своими.

— Я не рабыня твоя, Владивой, — прохрипела Гроза, едва позволив только легкий поцелуй, да и от него внутри все вздрогнуло и засело в горле горечью. — Я, кажется, жена тебе. А ты подол мне задираешь, как девке.

— Прости, Грозонька, — князь вздохнул и лег рядом, подняв взгляд к своду. — Просто я никак не могу насытиться тобой. И того, что есть, мне мало, — он повернулся на бок и обнял ее одной рукой, прижал к своему разгоряченному и чуть влажному от испарины телу. — Прорасти в тебе готов, чтобы всегда рядом быть. И дитя хочу от тебя. Очень хочу. Чтобы волосы такие же, как у тебя. И глаза. И губы,

— он медленно гладил живот Грозы, легонько надавливая и спускаясь ниже. — Чтобы видеть каждый день и радоваться — что тебя, крови твоей в этом мире стало больше.

— Хотел бы дитя, не заставил бы меня отвар пить. Себя травить помалу, — слабо выдохнула Гроза, уже чувствуя его пальцы у себя между бедер.

Они ласкали неспешно, заставляя — даже против воли разума — большего желать. Двигаясь все быстрее, задевая самые чувствительные места. Умело подчиняя бунтующую жену.

— Так нужно, — голос Владивоя на миг заледенел. — Даст Лада, скоро узнаем, что ты чиста, а там все по-другому будет.

Он ткнулся лицом в спину ее, все неистовее распаляя тело скользящими движениями руки. Она и хотела вывернуться, да уже слабела под напором накатывавшего болезненного блаженства. Зачем? Он ведь знает, что она не хочет того. Противится остаткам былого влечения, которое — прав был — еще сидело занозой в самой глубине души. Но знает Владивой, что обласканное женское тело все равно сдастся в стремлении испытать удовольствие, а не страдать в борьбе.