* * *

Солнце грело совсем не по-ноябрьски. Яркие блики на серых волнах, едва заметный, свежий, но не холодный ветерок, бодрые и раздражающе радостные крики чаек — это наводило на мысль, что всё вокруг приходит в себя после зимней летаргии, а вовсе не готовится к ней. Фланагану, похоже, было безразлично это кратковременное оживление природы. Сгорбившись, он сидел на верхней площадке одной из скал, образующих «Дорогу Гигантов», и корябал ногтем отполированную водой и ветром поверхность камня. С виду, он был само спокойствие — такая большая редкость в последние дни. А вот заглянувший ему в голову, прикоснувшийся хоть чуточку к его мыслям, поморщившись, отпрянул бы прочь. На контрасте с сегодняшним солнечным днём в сознании Кревана царили пасмурные сумерки, пронизанные влажным туманом и отчаянием. Любого, мало-мальски подготовленного психолога, наблюдающего своего подопечного в течение некоторого срока, такая расслабленность, наступившая после сильнейшей депрессии, должна была бы насторожить. Довольно часто именно такие, внешне спокойные люди «случайно» падают под поезд, срываются с крыши, неосторожно подходя к краю, или тонут в ванной, «нечаянно» поранив руки. К несчастью, такого специалиста в пределах видимости не наблюдалось, а потому Фланаган был свободен в своих размышлениях и поступках.

Он уже почти решился. Сейчас, сидя на холодных камнях и подставляя лицо весеннему солнцу, он недоумевал, растерянно улыбаясь: отчего слово, прочно засевшее в голове, ещё день назад пугало его до дрожи в коленках? Слово это, поначалу колючее, холодное и воняющее тухлой рыбой, сейчас размякло, потеплело. А запах… Ну что же — человек ко всему привыкает со временем, и частный случай Кревана Фланагана совсем не исключителен. САМОУБИЙСТВО. Нет, а что тут такого, зачем прикрываться моралью, или звать врача? Вроде как всегда есть причина, подталкивающая людей к ужасным решениям. Смерть близких людей, неумение приспособиться к изменяющимся условиям, разбитое сердце, наконец, внезапный психоз на фоне обострения душевного заболевания или же вследствие злоупотребления веществами расширяющими сознание. У Кревана этого добра был целый ворох. Он расстался с Джен (ведь слова про «какое-то время» только слова, не так ли?). Попытавшись укрыться в месте, хранимом в детских воспоминаниях, он получил катарсис, но не тот, которого желал: он выяснил, что место это миф, оставшееся только в детских воспоминаниях. Наконец он разочаровался в добрых людях. Речь не о Билле Маккуине — он никогда не был добрым человеком, и, вероятно, умрёт, став жертвой собственной же пакости. Но что касается Заховича… Фланаган знал, что если садишься пить с незнакомыми людьми, то не стоит после роптать на судьбу — это жестокий мир, и инциденты, подобные его случаю, случаются сплошь и рядом. Но Эфраим пришёлся ему по душе, и оттого-то обида была стократ сильнее, чем, если бы Кревана обчистил незнакомец.