***

Теперь понятно, почему она не такая, как те другие призраки, которых мне обычно приходилось видеть. И понятно почему я могу к ней прикасаться. Вероятно, девочка просто впала в кому.

— Вл-ад… — последний крик, я мысленно подыхаю, глядя на то, как там, в разбитых стёклах автомобиля мелькают рыжие волосы и бледные кулачки, которыми она отчаянно стучит по окну, разбивая руки в кровь, оставляя на поверхности грязного стекла алые разводы.

Со всех ног бросаюсь на помощь, но не тщетно. Бегу, бегу, бегууууу! Как прокажённый! Но не могу добежать. Словно топчусь на месте. Что-то не даёт. Что-то удерживает, не позволяя сдвинуться ни на шаг!

А дальше… дальше я просто подыхаю от боли, горя, от собственной безысходности. Потому что машина вмиг вспыхивает красным пламенем.

Олеся кричит. И от этого страшного крика кровь в жилах превращается в раскалённый яд, который травит меня изнутри. И мне кажется, что всю её боль я ощущаю и на своей шкуре. И от этой боли хочется оторвать себе голову, выколоть сердце, выдрать спинной мозг, чтобы не чувствовать больше ничего. Чтобы умереть. Превратится в пустоту. Стать никем.

Это выше моих сил. Я чувствую себя виноватым. Мне кажется, что она горит живьём. Из-за меня. Потому что я её бросил. Потому что я грёбанный эгоист, который любит лишь себя и живёт так, чтобы было комфортно лишь себе, наплевав на чувства других.

— Влааад… — Последний крик, сердце перестаёт биться, когда я вижу, как Олеся полностью исчезает в огне.

Я ничего не смог сделать.

Она исчезла.

Сгорела. Живьём.

Навсегда.

И девушку больше не вернуть.

***

Я закричал во всю глотку, так, что там, в горле, будто что-то лопнуло. А когда перевернулся на живот и откашлялся — увидел кровь на полу, от моих сумасшедших воплей.

Гром лежал рядом, возле меня, и, поскуливая, трепетно облизывал моё судорожное лицо, перекошенное от страха, пытаясь вернуть хозяина в чувство.

— Это кошмар! Всего лишь дурацкий кошмар… — Прошептал нелюдским голосом, потрепав пса за холку, чтобы убедиться то он настоящий, чтобы почувствовать его мягкую шерсть под пальцами.

Одежда, в которой я валялся на полу бесчувственной тряпкой, буквально насквозь пропиталась холодной влагой. То, что я пережил сейчас, не пожелаешь ни одному своему даже самому заклятому врагу.

Но этот сон… Он казался настолько реальным.

И тут я вспомнил всё до мелочей. До того, как просто вырубился, прилично вписавшись затылком о край табуретки. Костяшками потёр пульсирую шишку, осторожно встал с пола. Взгляд на стол — и у меня снова мутнеет перед глазами, потому что я вижу фотографию Олеси. Тот самый снимок, один из моих любимых, — «Девушка с младенцем на руках». А на нём её подпись… подпись и портрет автора! Девушки с золотисто-рыжими, слегка вьющимися волосами!