Напротив Водяных ворот, чтобы пресечь возможность бегства водой, встала на якорь лодья брежан, бок о бок к ней пришвартовались еще две.

— Все, — сказал Иван, увидев это. — Опоздали мы. Теперь не уйти. На день бы раньше. Эх.

Со стен кричали брежанам. — Давайте к нам.

— Никак невозможно, — отвечали те. — Женами и детьми своими заложились стоять за буджаков крепко. Если уйдем к вам, то им не жить.

— Да и то не жизнь, — кричали со стен. — Ну, умирайте, воля ваша.

— Простите, братцы.

— Прощаем. Подходи ближе, обнимемся.

* * *

Как ни странно, плохие вести не сломили дух защитников города, а даже как будто наоборот, придали им бодрости. Уже и грозный Нетко не сдюжил, и только Речица бросает вызов грозному врагу.

Впрочем, воодушевились не только они, Падера и Ворошило на всех углах кричали о том, что Войт с Воробьем всех погубят до единого, и пока этого не произошло, надо попытаться договориться с буджаками миром.

Но их никто не слушал, пример был у всех перед глазами. Брежане, которые раньше славились удалью и щегольством, теперь выглядели в своих нарядных одеждах особенно жалко. Их жен и дочерей буджаки держали при себе, как заложников, но обходились с ними как с рабынями, заставляя делать грязную работу и исполнять прихоти своих хозяев, нещадно избивая при малейшем сопротивлении. Крики и плач насилуемых женщин терзали слух почти весь день. Но еще невыносимее стало потом, когда буджаки, сломав и растоптав свои жертвы утратили к ним интерес, и те, распатланные и ободранные донага, слились с безликой толпой обозных слуг, во множестве сопровождавших войско, выделяясь среди них лишь обрывками одежды, не утратившими еще прежнюю яркость и пестроту.

Впрочем, времени на сочувствие у осажденных было не много. Весь день они подтаскивали на стены камни и бревна, кипятили смолу в огромных чанах, готовясь к новому приступу. И только старый лекарь Махора, взглянув со стены, закричал с силой, неожиданной в его хилом теле. — О, мужи брежанские, о детях своих вы позаботились, а о внуках позабыли!

Следующая ночь прошла тихо. Но под утро Ивана, спавшего под дощатым навесом у стены, разбудило чье-то прикосновение. Открыв глаза, он узнал Ливку, рабу благородной Преведы. Девушка приложила палец к губам и прошептала. — Мне Воробей нужен.

— Нашла время, — пробурчал Иван.

Но Ливка настойчиво тянула его за рукав, и, поняв, что речь идет о чем-то важном, Иван отвел её к Воробью.

— О, — сказал Воробей, который сегодня еще не ложился. — Ливка. Давай поженимся.

— Люди Падеры пошли открывать ворота, — быстро проговорила девушка.