Светлый фон

Део всегда появлялся с Интар. Доктор Конрад старательно выправлял исковерканное в рабстве у Древнего тело его подруги. Мать боялась, что красавицей ей уже не бывать, но по крайней мере переломанные кости у неё теперь были сращены как надо. Однажды с Интар и Део пришла через портал и Каннах, и каждый день Конрад доводил её почти до истерики своим занудством. А она его — своим непослушанием. Он готов был простить своим пациентам всё, что угодно, кроме небрежения его врачевательским трудом! А Каннах не следовала его советам, зато требовала слишком многого.

— Никогда! — однажды заорал Конрад на свою неблагодарную, по его мнению, — никогда в жизни я не видел летающих ослиц! Ты первая! С тебя два дня как сняли каркас, а ты уже пытаешься драться на мечах с Теро-Теро! Угробишь себя, девочка, и я больше не буду тебя чинить!

Только посмотрев на доктора Конрада в бешенстве, Каннах согласилась на постельный режим. А быть может, это Терхаллоу её уговорил провести целый месяц, не вставая с кровати? Кто знает…

— Чуть не забыла. Опять приходила Ют… Да, я понимаю, что ты знаешь, но ты ведь её не видишь! У неё уже виден животик, и это рождает во мне такие смешанные чувства. С одной стороны, богиня выглядит как простая беременная женщина — чуть оплывшая, вполне земная. С другой — я тревожусь, потому что она не знает жалости и ей чужды человеческие чувства. На Омегыча она смотрит как на собственность, а на меня — как на пристава, который наложил на собственность арест. Пришлось напоминать ей, что по уговору он может находиться где хочет, — рассказывала Мать Некромантов поздно вечером, гладя стену в своей спальне.

Она часто теперь сидела, прислонясь к этой стене щекой, и говорила, говорила с нею.

— Омегыч сказал, чтобы она пореже к нам приходила, обещал сам чаще её навещать. Она его гонит, а когда он не приходит — обижается. Вот что за непонятная женщина?

— Да ты ревнуешь? — спросил дом голосом Первого Некроманта.

— Да, я… я ощущаю ревность. Но есть и ещё кое-что… У меня раньше никогда не было внуков. Я стала чувствовать, что старею, — ответила Мать.

— Глупости, — сказал дом. — Ты всегда будешь молода и прекрасна.

— Я стану бабушкой.

— И не раз, — засмеялся дом. — Посмотри, сколько у нас детей! К тому же, ну что ты переживаешь? Омегыч тебе даже не родной сын, он тебе сразу взрослым достался. А что пророс в твоё сердце, так и это с тобой не впервые. Каждый из наших детей, приёмных или родных, прорастает… и остаётся навсегда.

— Нет, не каждый. Некоторые отрывались от нас — больно, с корнями, с кровью. Ты должен помнить.