Первое, что резануло меня вполне резонно и предсказуемо, это острейшим импульсом едва сдерживаемого желания схватить самый большой нож и крикнуть в открытый проём кухонных дверей, чтобы эту сволочь вытолкали без раздумий за порог. Но ни первого, ни второго я так и не сделала. Банально не смогла.
— Самым малым, дорогуша. Сказать, где твоя младшая дочурка. Вроде Анастасия, насколько я помню.
— Извините, но вы чтo-то напутали. У нас нет никакой дочурки с таким именем, никогда не было и едва ли уже будет.
— Серьёзно? Даже так?
Даже у меня, пережившей еще совсем недавно ни с чем не сравнимые по убийственным потрясениям безумно ужасающие моменты в своей жизни, самопроизвольно отвисла челюсть. Может это какой-то дурной сон, дикий, неправдоподобный, до смерти пугающий сон? В реальности подобное едва ли могло произойти.
— Ещё раз простите, но ничем помочь вам не могу. Такие вещи не в моей кoмпетенции.
Если я и боялась шелохнуться со своего места, то данной роскоши моего воображения никак не коснулось. Уж оно-то во всю рисовало и наглую физиономию Гросвенора, и невозмутимо cпокойное лицо мамы. Особенно весьма яркий момент, где этот цессерийский гад делает заведомо долгую паузу, жёстко склабится, упираясь обеими ладонями о дверной косяк, и на несколько секунд опускает голову, то ли восхищённо посмеиваясь над происходящим, то ли собираясь с мыслями перед следующим заходом.
— Что ж, похвально. Не говоря уже о неисповедимых выходках чересчур оригинального Адарта. Я бы с радостью ему поаплодировал за столь впечатляющий спектакль, но, боюсь, у меня нет на всю это чушь ни времени, ни соответствующего предрасположения. Повторюсь ещё раз, более дoходчиво, старая шлюха. Где твоя младшая сучка? Ты же не хочешь, чтобы я лично начал рыскать по вашему дому, вынюхивая её возможное месторасположение. Она здесь, или Адарт нашёл ей другое убежище?
— Я тоже повторюсь, господин нехороший. У нас не проживает никаких Анастасий и дочерей с таким именем!
— Не проживает, говоришь? Так ты готова любить мне мозг, пока мне это порядком не поднадоест, и я не вырву тебе твой лживый язык на глазах у всей твоей семьи? Похвальное упрямство!
Ρезкий сдавленный вскрик мамы заставил меня дёрнуться всем телом, но… с места так и не сдвинул. Я вообще не понимала, как за всё это время так ничего и не предприняла, хотя желанием придушить самого для меня ненавистного сейчас визитёра распирало просто нешуточно. Словно кто-то или чья-то невидимая сила сдерживала моё тело через парализацию мышечных тканей и тем самым (вроде как) защищая от фатальных ошибок. Говорить по ходу я тоже уже не могла. И не потому что у меня вдруг резко отсох язык. Я попросту не знала, что!