— Из-за чего?

— Восьмилетний мальчик по имени Герриг, сын богатого купца, состоявшего в Чистых. Исчез бесследно, а рядом с границей района нелюдей нашли его окровавленный рукав. Тут же нашлись свидетели, которые видели, как мальчика похищают бьергмесы и альвы. Жители города начали собираться и возмущаться, эти протесты всё увеличивались и увеличивались. Опять появились проповедники-провокаторы. Мальчик вернулся через два дня, рассказал и поклялся, что его похитили нелюди и всячески над ним издевались, а отпустили только потому, что нелюди испугались возмущения людей.

— И началось, — догадался Гленард.

— И началось. Мальчик, как потом оказалось, никуда не пропадал. Его отец отправил к родственникам в деревню, а те подучили его, что надо говорить. Но в тот момент всем было наплевать на явные нестыковки в его истории. Примерно пять тысяч человек, треть города, вышли на улицы с топорами, ножами, палками, мечами, у кого что было, и двинулись бить поганых нелюдей. Впереди, естественно, Чистые с военными песнями, скандированием и знаменами с надписями «С нами Боги!». Ну, и в полном вооружении, конечно. Пошли с разных сторон, чтобы не дать нелюдям сбежать, как в прошлый раз. Бьергмесы, альвы и зорги стали организовывать оборону, но их не хватало. В ополчении мало кто остался, а Скйольд отвел свои отряды вглубь района, под предлогом того, что выгоднее, якобы, ударить по погромщикам, когда они того не ожидают. Мы вчетвером стояли на главной улице района, Железном проспекте, за ополчением. Старосты бьергмесов предлагали нам уйти или спрятаться, но мы не стали. Все понимали, что схватка будет тяжелая и смертельная. Сдаваться никто не собирался. Так и получилось.

— Ополчение сдержало нападавших?

— Нет, конечно. На нашей улице стояло тридцать семь ополченцев. Когда они схватились с Чистыми, погибло тридцать пять из них. Двое были тяжело ранены, но выжили. Никто не побежал. Они, правда, и Чистых сильно потрепали. Не менее полусотни погибло, весь авангард, наиболее ретивые. Но остальные рванулись на нас. Мы стояли на баррикаде и защищались, как могли. Против нас, по большей части, были обычные горожане с топорами, ножами, кольями, вилами, но разъяренные боем. Роллен, Тарбен и я защищались с оружием в руках, отбрасывая нападавших назад, стараясь не слишком их калечить. А Элайна пыталась их пугать, показывая им какие-то страшные образы.

— Получалось плохо, — скривилась девушка. — В такой обстановке невозможно сосредоточиться.

— А потом, — продолжил Крейган, — милый симпатичный светловолосый юноша с криком «Бей уродов!» вонзил вилы в живот Тарбену. Бьергмес упал, а Элайна, увидев это, словно взбесилась. Заорала нечеловеческим голосом, вытянула вперед руки — и тут как будто волна огня по толпе пробежала. У многих загорелась одежда, волосы. А Элайна с новым криком как будто ударила толпу огромной невидимой дубиной, люди падали, спотыкались, давили друг друга. Она кричала, и люди кричали тоже — от ужаса. Толпа бросилась назад, давя и топча друг друга, сминая задние ряды. Они убежали, но на их место приходили новые, снова появились Чистые, и всё это надвигалось на нас.