Моя лошадь убежала вслед за Родериком, лошадь Кутберта увели дикари, а на своих двоих мне не убежать. Меня накрыло отчаяние и осознание скорой смерти. Впервые за всю жизнь.

Я отбил ещё один удар гаэльского копья, полоснул по ноге дикаря, краем глаза увидел летящую сверху дубинку, подставил меч под удар, но тот сломался. В руке у меня остался обломок, длиной с ладонь, ни на что не годный. Я выругался, а дикари гадко засмеялись. Я бросил обломок в атакующего язычника, упал на землю, пытаясь схватить лежащее в траве копьё, но получил сапогом по руке, а затем меня стукнули дубинкой по голове и я отключился.

Я проснулся от того, что мы остановились. Я лежал, связанный по рукам и ногам, на крупе лошади Кутберта, рядом с мёртвым гаэлом. Из седельной сумки пахло лепёшками, а от мертвеца пахло кровью и потом.

Дикари остановились возле одного из каменных столбов, что иногда встречались в холмах. Кто-то говорил, что это столбы дьявола, кто-то говорил, что их поставили древние люди, но никто не мог объяснить, зачем они стояли посреди вересковых пустошей.

Я притворился спящим, когда один из гаэлов, старый воин, исполосованный шрамами, подошёл к лошади. На мгновение я подумал, что меня хотят принести в жертву или использовать в нечестивых ритуалах у подножия столба, но дикарь достал из сумки пару лепёшек и оставил их как подношение.

Гаэлы расселись у подножия, негромко переговариваясь на своём языке, достали из сумок свои нехитрые припасы и принялись за еду. Я же наблюдал, выжидая подходящего момента. Теперь дикари выглядели как обычные люди, пусть и непохожие на меня. Они заплетали волосы, я был коротко подстрижен. Они отращивали бороды, у нас было принято бриться. Они красили лица углём перед битвой, а мы боялись, что Господь не узнает наши лица после смерти. С другой стороны, это всё обычаи, а если их отбросить — оказывалось, что у нас одинаково светлые волосы и глаза, прямые носы и тонкие губы, и если гаэла подстричь, или южанина заставить отрастить шевелюру — становилось трудно отличить одного от другого.

Положение моё было хуже некуда. Руки-ноги связаны, достаточно крепко, чтобы я не смог порвать путы, но и не слишком сильно, чтоб кровь не застаивалась. Гаэлы часто угоняли рабов, и дело знали. Вокруг — никого, кроме этих дикарей, и даже направление, куда мы двигались, я точно определить не мог. На помощь мне никто не придёт, да и Родерик наверняка думает, что я уже мёртв. Ещё бы, драться против десятка язычников. Оружия нет, даже самого захудалого ножика, обыскали меня с головы до ног.