Кем бы ни был художник, он явно задумывал не просто изобразить ее лицо. В радужках глаз угадывались луны, а зрачки были самыми темными кратерами и впадинами. В брови были вписаны символы, прочитать которые она не могла.

Серовато-синий оттенок волос был необычно растушеван, вольно выходя за контуры, и превращался в водопады и изгибы рек. В некоторых прядях запутались крошечные рыбки, а в других росли травы, совсем как у берегов местной реки.

Контур губ заполнили крошечные цветки бледно розового цвета. Вместо ключиц — два стебля неизвестного ей растения. На одном плече сидела ворона, а другое было покрыто ранами, в которых Аглая без проблем узнала следы от зубов.

Ниже ее тело превращалось еще в одну карту. Аглая понятия не имела, что это за место. Локоны волос трансформировались в водопады. Очертания груди перетекали в угловатые скалы и ущелья. Они будто парили в воздухе. Одна из скал превращалась в крепость. Огромная неприступная цитадель застыла на практически отвесном склоне.

Аглая потрясенно рассматривала карту неведомой местности. Пламя свечи несколько раз боязливо дернулось, и стали видны тонкие белые линии. Она вгляделась в узор, скрытый на самом видном месте. Возможно, это были тропинки или что-то еще, но поднимаясь выше, они перетекали на ее лицо и складывались в изображение, которое она упустила.

Нежные лепестки цветов пересекали оголенные зубы. На месте носа зиял треугольник. А глаза были обведены контуром глазниц. Человеческий череп. Прямо на ее лице.

Аглая резко отодвинула от себя жуткую карту. Она не хотела знать, что все это значит. Плевать даже на то, кто нарисовал ее. Хотя вероломные мысли упорно прокладывали дорожку в ее мозг.

Аглая не удержалась и погладила прохладные инструменты — должно быть с их помощью измеряли расстояние или что-то подобное. Взгляд, то и дело, возвращался к карте с ее лицом.

Это было и страшно, и красиво. Красивой была она сама, изображенная на портрете. Часть дикой незнакомой природы, рек, гор и ущелий, которые ей не доведется увидеть.

Аглая не желала верить, что это нарисовал… он. Хотелось смеяться над самой собой. Серьезно?! Палач способен держать в руках что-то кроме топора? Или чем он отсекает головы несчастным? Своей любимой огромной секирой? Не-е-ет… Нет! Палачи не рисуют портреты, похожие на поэзию.

Их руки не умеют создавать что-то красивое. Они умеют только пытать, причинять боль и убивать. И сегодняшняя ночь это подтвердила. Он сделал ей больно. И сказал, что сделает еще.

Аглая никогда не понимала женщин, которые прощали своим мужчинам предательство и насилие. Они утверждали, что любят и готовы простить любимому все. Как можно простить измену? Как можно забыть холодный тон, которым он бросил «Привыкай». Как можно забыть, как назвал ее шлюхой и равнодушно успокоил, что скоро все заживет?