Светлый фон

До сих пор было непривычно слышать свое имя из ее губ. С ней вообще все казалось новым и непривычным. Безумие постепенно отступало. Человек возвращался, и узнавал мир заново.

— Мне холодно…

Не открывая глаз, она потянулась ко мне, ища тепло и защиту. В такие моменты меня резало живьем чувство дикого счастья. Не знаю, кого было больше, человека или волка, но то, что я ощущал… Этого было слишком много для меня одного. Человеку приходилось вылазить наружу, чтобы помочь волку совладать с эмоциями.

Я прижал ее к себе так крепко, как только мог. Каждый раз боялся сломать, старался не сжимать хрупкие человеческие кости слишком сильно, но ни разу еще не мог сдержаться.

Ощущать ее, слышать биение сердца, чувствовать дыхание — это стоило каждого кровавого дня моей жизни. Это стоило всего.

Сын захныкал, и Аглая тут же проснулась. Сонно моргнула и улыбнулась, заметив мой взгляд.

Ее улыбка прошибала молнией.

Мне сложно было удержаться от голодного поцелуя. Я не давал ей спать всю ночь, но так и не насытился. Ее всегда будет мало. Чем больше она дает, тем больше мне хочется.

— Дамазы! Здесь же дети.

— Думаешь, они уже понимают, чем я занят? — С ней сложно было не улыбнуться. — Лежи, я сам встану.

— Лежите оба-а-а… Я посмотр-р-р-рю…

Я едва успел укрыть Аглаю одеялом. Проклятый трольхар просочился сквозь дверь и завис над детьми. Ни я, ни Аглая не оставляли их одних. Они всегда находились рядом. Но когда нам нужно было остаться вдвоем, приходилось поручать их ему. Он заслужил мое доверие за эти годы. Он и Гром были лучшей защитой. А Лазаж оказался отличной нянькой. Я усмехнулся.

Аглая быстро накинула на плечи халат и выбралась из постели.

— Ну что там, Волк?

Я аж поморщился. Этот кот не придумал лучшего имени, чем название животного. Которым он не являлся. Иногда происходящее казалось мне безумием.

— У пр-р-ринца р-режутся зубы… А пр-р-ринцесса голодна…

— Сейчас мы это исправим.

Аглая вытащила из кровати нашу крошечную дочь, а я взял сына. Я видел, как ему больно, чувствовал. Но каким-то непостижимым образом сын сдерживался и не плакал. Весь покраснел от натуги, сжал кулачки, и только иногда хныкал.

— Ты мой маленький храбрый воин. — Я погладил его по сморщенному лобику, и он немного расслабился. Раскрыл глаза и до боли ясно посмотрел на меня.

Вгрызающийся в самую душу взгляд.