А потом его словно выбросило из этого водоворота в… кажется, в рай.

Плыли по глубокой сини облачка; и деревья, чья яркая, пронзительная зелень глянцево блестела на солнце, свечками вздымались в безмятежную безбрежность. Храм, словно вырезанный из тонкой бумаги, темнел на фоне неба. Спокойствием и вечностью веяло от него, и тишиной, и отдохновением, и столько гармонии было в его островерхих крышах и извилистых лестницах, что Юнчен вдруг почувствовал: ему хочется подольше задержаться здесь, отдохнуть, оправиться от ран.

А потом… потом он увидел ее.

Она неслась по небу, раскинув руки, озаренная светом, прекрасная, и ему вдруг показалось, что за спиной ее ткутся из солнечной пыли крылья. Земная женщина или небесная дева? Какое это имело значение!

Одно лишь было важно, и это знание билось в его сердце, колотилось в крови. Она должна принадлежать ему, другого пути и исхода нет.

Она – его судьба, а он – ее.

Ин Юнчен очнулся от того, что под самым его ухом заполошно звенел телефон. Застонав, парень с трудом приподнял голову. Шею сразу же прострелило резкой болью: несколько часов крепкого пьяного сна в полусогнутом состоянии явно давали о себе знать. Юнчен охнул, зевнул и наконец-то нашел в себе силы разлепить глаза. Взору его предстало зрелище поистине душераздирающее: пустые бутылки, шеренгами стоящие на столе, горка измятых салфеток, вскрытые коробочки с едой и, в довершение всего этого изобилия, Янмэй, звездочкой раскинувшаяся на кабинетном диване. Рот ее был приоткрыт, голова откинута назад, и вообще выглядела она как труп.

Страдалец зажмурился и потряс головой – и это было большой ошибкой. В черепной коробке будто фейерверк взорвался. Замелькали перед глазами цветные пятна и, отчаянно сражаясь с тошнотой, Ин Юнчен с трудом заставил себя вылезти из кресла и пополз в направлении туалета.

Офис уже обезлюдел – сотрудники его давно разошлись по домам. Тоскливо мигали зеленые огоньки сигнализации, аккуратные рабочие места и пустующая стойка секретаря навевали мысли о тщете всего сущего. Юнчен, морщась, добрался до туалета и обильно полил затылок холодной водой. Не помогло.

В кабинете по-прежнему надрывался телефон. Его долгие переливчатые трели звучали в тишине с какой-то прямо-таки роковой настойчивостью.

Ин Юнчен с мукой посмотрел на себя в зеркало. Взъерошенные и мокрые волосы его стояли дыбом, глаза покраснели.

– Красавицы, – прохрипел он, ткнув пальцем в свое отражение и по привычке начиная ухмыляться, – губят героев. Вот и я того… погубился.

Отражение покорно согласилось, и Юнчен, несколько раз с силой хлопнув себя по щекам, поплелся назад в кабинет.