- Ко-ко-ко! – передразнила его Ласточка, мгновенно перехватив и расшифровав его взгляд. - Ко-кобель!
- Что?! – взвился оскорбленный до печенок Ю Цин. - Чего это я кобель? Да я… да я никогда! Да я вообще! Да что ты понимаешь?! Верно Учитель Кун говорил: «Тяжелее всего с женщинами и низкими людьми. Если удалишь от себя – возненавидят, а приблизишь – на шею сядут!»
Женщина оскорбительно фыркнула как… ну да, как лошадь. И тряхнула челкой. Разве что кoпытом не топнула, будто боевой конь. Пикселю даже почудилось призрачной звяканье сбруи,и он зажмурился и потряс головой, чтоб избавиться от наваждения. А когда открыл глаза, лицо Ласточки оказалось совсем близко.
- Я-то, может,и была кем-то таким, может, коровой, может, и лошадью, - почти прошептала она. – И уж верно хорошей лошадью была, раз переродилась хоть женщиной, а все-таки человеком! А вот ты, похоже, коптил Небеса каким-нибудь мерзким хитроумным стратегом, да и грешил немало.
- П-почему? – тоже очень тихо возразил Пиксель. - Я-то ведь человек тоже. Не червяк, не собака, даже не женщина. Или не так тяжелы были мои грехи, или искупил уже, перерождаясь. Учитель Кун сказал…
Но горячие губы Ласточки вдруг прижались к его губам,и Пиксель так и не сумел ни закончить фразу, ни вспомнить потом, что же там говорил на этот счет Конфуций.
Да, в общем-то, это было уже и неважно. Ни кто кем был, ни кто как грешил в прошлых жизнях. Во многих знаниях – много скорби, cказал… нет, не Учитель Кун, другой кто-то. Но Пиксель, хоть убей, не мог вспомнить, кто.
Таня и Сян Юн
Не так представляла себе Таня Орловская собственную свадьбу, совсем не так. В смутных девичьих фантазиях были белоснежные кружева, газовая фата и перчатки, венец на голове и хор поющий «Отчe наш», и даже папочкина слезинка в уголке глаза. И уж точно никаких алых нарядов, расшитых шелковыми рыбками, уточками и цветами,и целой горы золотых шпилек с царственными фениксами, которых, казалось, было вдвое больше, чем самих волос. Никаких варварски красочных и совершенно безбожных церемоний. Кто же знал!
Лиян по красоте и пышности не уступал Санъяну,так в один голос твердили oбитатели дворца нового правителя – благородного Сай-вана. Таня верила им на слово, потому что увидеть столицу Цинь ей так и не довелось. А Лиян был и в самом деле красив. По-своему, той архаичной дикой красой, которая подвигает потомков сочинять волшебные сказки о таинственных красавицах и бесстрашных рыцарях, о могучих царях и лукавых колдунах, которая живет лишь в песнях и легендах. Лиян же по-китайски изощренно отомстил невесте Сян Юна, он пленил её с первого взгляда. Усадьбы, сады, торжища, разноцветные флаги, лачуги соткались из небытия, чтобы насытить взгляд небесной девы. Αроматный дым из тысяч очагов и отвратительный чад без спросу проникли в её ноздри, а нежный перезвон колокольцев, вопли торговцев и стрекотание цикад заполнили всё окружающее пространство без остатка. Татьяна уже знала, что в этой стране не существует тишины – ни днем, ни ночью. В самую глухую полночь в рощах перекликаются птицы, шуршат занавеси, всхрапывают кони, чешутся и тихо бранятся охранники и звенят-звенят неуемные цикады. Жизнь здесь густа, как баранья похлебка. Казалось,из апартаментов отведенных небесной деве, словно из реторты, выкачали весь воздух, наполнив комнаты шелками, золотом, коврами, свечами, фруктами, сластями, благовониями, журчащими голоcами служанок,их деликатными прикосновениями, дрожащими струнами циней, шелестом одежд и шагов, быстро превратившими реальность в опиумный сон. В этом сладком омуте Таня забыла, что ей нужно волноваться о предстоящей свадьбе, будтo всё происходило не с ней, а с кем-то другим. Юная петербурженка завороженно глядела откуда-то из-за покрытого инеем стекла на экзотический сказочный мир, который то ли есть,то ли был,то ли вообще плод её воображения. «Спите, добрые жители Багдада. Все спокойно!» Сказка наяву, да и только.