Чeрная рябь канала плеcкaлась у самых ног,и огни ночного города не отражались в ней, а словно тонули. Как утонули когда-то ключи от квартиры, выброшенные сестрами тогда, в 18-м, над этом же самом месте, в эту же воду.

   Саша постояла немного, а потом протянула руку и разжала ладонь. Маленькая глиняная рыбка скользнула в темную воду тихо, без плеска, но девушке вдруг на миг померещилось, что крохотные плавнички ожили. Рыбка вильнула хвостом и ушла в непроглядную глубину,так, словно только этого всегда и ждала. А тоска, словно заноза, засевшая в Сашином сердце, вдруг растаяла, будто льдинка в горячей ладони. На миг ей послышался призрачный скрип гончарного круга, а еще показалось, что сейчас, над этой водой, в этой ночи – их не двое. Их снова четверо. Как раньше. Как и должно быть.

   Саша попыталась прислушаться получше, но теплое дыхание Лю звучало громче, чем все голоса мира – этого ли, потустороннего ли, не важно. Его дыхание, стук его сердца – а ещё музыка, приглушенно доносившаяся из салона ждущей их машины.

   - А мокрый снег падал,

    А я шел домой

    По зимнему саду,

    По пустой мостовой… 36

   Чуть хрипловатый мужской голос пел,и Саша понимала каждое слово.

   - Поехали домой, Лю, - молвила она. - Теперь мы вернемся домой.

   «Потому что мой дом – это там, где ты. Кем бы я ни была». Нет, она не сказала этого вслух, но Лю – ее Лю – понимал ее и без слов. Кем бы он ни был и как бы ни назывался. Тогда, теперь и всегда.

   36 – слова из песни В.Бутусова «Песня идущего домой»