«Ваш охранник, – кричал мэр на Пирса, плохо понимая, что ссора сейчас не в его интересах, – покушался на преподобного Элайджу! Ваша падчерица встала на защиту священника, что зачтется в ее пользу, но она отстрелила руку уважаемому владельцу шахты! Искалечила мистера Джефферсона! На моих глазах! Если вы не убедите ее искупить свою вину, послужив охраной не только преподобному, но и мне, я буду вынужден…»

«Что? – насмехался Пирс. – Что вы сделаете?»

«Я велю посадить ее за решетку! Ее и вас!»

«Меня-то за что? И потом, у вас камеры забиты индейцами…»

«Одна свободна!»

«По закону вы не можете посадить мужчину и женщину в одну камеру!»

«Ничего, я найду для вас свободное местечко! По закону!»

«И кого вы пошлете нас арестовать? Шерифа? Да он скорее засунет вам в задницу яблочный пирог, чем высунет нос из конторы! Или может, вы сами возьмете нас под арест? Препроводите в тюрьму?! Валяйте, беритесь за оружие…»

Когда Рут выскользнула в коридор, перепалка еще длилась. Спустившись вниз, выйдя на улицу и хорошенько оглядевшись по сторонам, Рут внезапно подумала, что Пирс сейчас был вовсе не так смешон, как могло бы показаться. Мэр – да, но не Пирс. Требуя от Рут защиты, лже-отчим праздновал труса, тут нет сомнений, но делал он это так, как актер следует рисунку роли. Роль убедительна, зал рукоплещет, актер ломает комедию, произносит заученные слова, а в душе мечтает о тарелке мясного рагу с подливкой, ломте хлеба и стакане виски.

Чем занят твой разум, ложный Пирс? Что ты видишь, о чем мечтаешь?!

– Ваш чай, мэм!

Голос Абрахама возвращает мисс Шиммер к действительности. Чай, заваренный хозяином лавки, крепок и душист, что отмечает и Пастор. Бакалейщик Ли – он тоже приглашен на встречу – рассыпается в благодарностях, но к своей чашке даже не прикасается. Должно быть, у китайцев особые представления об искусстве заваривания чая. Китаец один, без жены. Миссис Ли осталась дома: ей стало хуже, сказал бакалейщик, я запретил супруге покидать постель.

«С Мэйли сидит ее отец, не извольте беспокоиться! Досточтимый Ван – известный мастер чжэнь-цзю, он поставит Мэйли на ноги…»

Надо бы спросить, мастером чего является досточтимый Ван, но Рут решает, что не хочет этого знать. Все ее внимание сейчас занимают две души, два изгнанника – Джошуа Редман и Бенджамен Пирс. Джош-душа выглядит скверно. Складывается впечатление, что его крепко помяли в драке, отбив и почки, и всяческое соображение. Есть ли драки, в которых можно помять душу? Должны быть, как без них! Но болезненный вид Джоша-души не идет ни в какое сравнение с тем, каким стал Пирс-душа. При одном взгляде на отчима Рут не просто мечтает оставить любые попытки смотреть на мир взглядом шансфайтера. Ее тянет зажмуриться, как в детстве, когда в ночной спальне мерещился кошмар, и спрятаться под одеяло.