Опал проснулся, едва забрезжил рассвет, и тут же возвестил об этом тихим ржанием. Я, позёвывая, поднялся с бревна, отвязал коня и, пока тот жадно пил озёрную воду, потрогал развешенную на ветках одежду — это мне посреди ночи довелось вспомнить, что в сумке так и остались валяться мокрые рубашка и брюки. Ничего ещё не высохло, но, так как всё же основательно подсохло, то я, морщась от неприятных ощущений, переоделся в одежду попроще да нырнул в заросли за кустом, где вроде как видел дикий мак. Время для его сбора было совсем неподходящим, но по пути мне ничего подобного больше могло и не попасться. Так что, делая по два надреза на каждой коробочке, я приступил к добыванию сока, соскребая ножом вязкую жидкость в крышечку глиняного горшочка. Не так уж много мне и надо было, чтобы искать ёмкость большего размера.

Достаточно быстро покончив с задуманным, я вернулся обратно, но не успел отогнать от ребёнка расшалившегося Опала. Конь лизнул детское лицо, и малявка, испуганно взвизгнув, проснулась. Затем, прижимая к себе по-прежнему связанные ручонки и вновь начиная рыдать, она постаралась отползти куда подальше.

— А ну тихо! — пригрозил я, для большей свирепости хмуря брови. — И не смей двигаться со своего места.

Удостоверившись, что меня услышали, я отложил будущий опий в сторонку. Белоснежная масса постепенно бурела, медленно затвердевая. Я тем временем распустил узел на бечёвке, давая рукам хнычущей девочки свободу, и вновь сел на поваленное дерево, чувствуя невероятную усталость. Физическое и эмоциональное напряжение измотали меня.

— Будешь есть? — протягивая ребёнку старую варёную картошку в горшочке, с которого и была снята крышка, предложил я. Ответом стали энергичное отрицательное мотание головой и потёкшие из носа сопли…

Что же. Как хочет. Мне больше достанется.

— Как тебя зовут хоть?

Молчание.

— Говори давай, когда тебе сказано!

— Эл… Элдорианэ, — заикаясь и всхлипывая, выдавила она из себя.

Элдорианэ. Свет звёзд над долиной… Что же. Вполне в духе Эветты выдумать такое заковыристое имечко!

— Меня можешь называть, — я чуть было не произнёс «Арьнен», но вдруг подумал, что кое‑кто мог рассказывать дочерям обо мне. Быть же неким знакомым желания ни малейшего не имелось. — Меня зовут Морьяр. Это значит странник. Странник я и есть.

Краткий урок старому языку вряд ли пошёл в толк. Щуплая малолетка со столь длинным, поэтичным и тяжело произносимым именем продолжала непредставительно подвывать, размазывая по щекам сопли и слюни. Попутно я отметил, что она была невероятно похожа на сестру. Такие же светлые волосы цвета выгоревшей соломы и большие серые глаза, в зависимости от освещения, отливающие то голубым, то зелёным оттенком. Возраста они были вроде как одного тоже. Быть может являлись близняшками? Но… я хоть убей не мог вспомнить черт лица той второй! В памяти остался только взгляд, мысли о котором резко испортили аппетит. Так что я скормил остатки склизковатой картошки коню, всё равно бы к полудню испортилась, и, отряхнув руки, начал собираться в дорогу. Девочка тут же заозиралась и заёрзала, однако моё вчерашнее намерение дать ей сбежать осталось в прошлом. Ныне я задался целью всерьёз позаботиться о судьбе своего Шершня, а потому с исключительно благими намерениями рыкнул: