— А ну сиди смирно!

Она выдала новый жалостливый всхлип.

— Мама! Я к маме хочу. Мама! Мамочка!

— И помалкивай. Не раздражай своим нытьём лучше, а не то отстегаю!

Кажется, стратегия угрозы сработала. Девочка, конечно, сжалась в беспомощный комочек, обнимая колени руками, но раздражающих звуков производить стала меньше. Значительно меньше.

Любопытно. Почему человеческие дети выдают такие мерзкие трели? Неужели создатель человечества посчитал подобное усладой для слуха? Усладой, потому что иначе мои логические размышления об его интеллекте заходят в тупик. Разве мог детский плач вызывать в ком-либо желание не уничтожить источник звука как можно скорее, а, напротив, находиться к нему поближе? Люди самоотверженно не вымирали только из-за чрезмерной ответственности за потомство, наверное. Зачем создавать такой шаткий вид?

Взяв плащ, я отряхнул его от налипшего сора. Затем вымыл горшочек, тщательно вытер его и, переместив туда опиум, аккуратно положил в сумку. После повесил ношу на Опала. Оставалось только сесть на коня да помчаться во весь опор в Юдоль.

— Вставай. Поедем верхом.

Моя проблема послушно встала, заметно дрожа и виновато не поднимая взгляда от земли. На светлом голубом однотонном платьице, доходящим почти до щиколоток и подпоясанным простым плетёным ремешком, виднелось округлое мокрое пятно. Очень большое.

Сначала я удивился. Вроде же трава не была столь влажной, чтобы так однород… а потом до меня дошло.

— Ты чего? Не знаешь, как нужду справлять? — едко выговорил я.

Девочка ещё больше осунулась и всё же промямлила:

— Я сидела смирно. Как вы говорили.

Хм… Ну, может стратегия угрозы сработала чрезмерно эффективно. Во всяком случае, неловко стало уже мне самому.

Но не мог же я в этом признаться!

— В другой раз о самом необходимом всё-таки говори, — стараясь произнести фразу максимально внушительнее, внёс я поправку в правила. Не хватало ещё, чтобы во время скачки подобный казус произошёл! — Ясно тебе?

— Да.

— Повтори, а то тебя вообще не слышно. Комар пищит громче.

— Да.

Громче не стало.