– Леди… – начал магистр мягко, наблюдая за моими колебаниями, – вы имеете право передумать. Если… вы изменили мнение… достаточно просто занять место в правой части зала, – закончил он победно.

Я покрутила палочку между пальцами и решительно шагнула к схеме номер три. Мел соскользнул с доски, хрупнул и сломался пополам, усыпав руки крошевом.

– Какая досада, – цокнул рябой, и выдвинул ящик стола. – …но запас мела в Академии просто замечательный….

– Леди сложно чертить левой рукой, – прохладный голос Таджо звучал ровно. – Не стоит утруждать сиру.

– Но…

– Не стоит, – Шах надавил голосом в ответ на возражения Рябого, и в аудитории, казалось похолодало – хотя артефакты тепла и так работали прекрасно. – Утруждать. Сиру. Леди, прошу.

Жест Таджо недвусмысленно указывал в сторону ярусов, почти доверху заполненных будущими учениками. Выражение лица было невозмутимым, но глаза полыхнули: «Леди стоит послушаться. И уйти отсюда».

Шахрейн – сволочь. «Если тебе страшно, тяжело, или ты в беде, позови меня по имени. Позови мысленно, и я приду. Приду, чтобы защитить тебя».

Так он сказал.

Псакова продажная сволочь. Мерзкая псакова продажная сволочь. Я – звала, кричала, просила, умоляла… но ты не пришел.

В этой жизни я больше не собираюсь верить Таджо Шахрейну. Но собираюсь помочь ему.

– Благодарю, – ответила я сразу обоим, и забрала новую палочку у Рябого. – …за заботу. Леди справится.

Чертить левой рукой было немного сложнее, но каждый, кто тренирует плетения с детства, хорошо владеет обеими. Правда Фей-Фей не согласилась бы – у каждого мастера-живописца только одна ведущая рука. Рука, которая творит истину, и рождает чудо.

За спиной зашумела аудитория, и казалось, я слышала скрип зубов – но это точно не Таджо. Он никогда не позволял себе такого вульгарного проявления чувств.

Я лучезарно улыбнулась – той самой бессмысленной улыбкой, которую приберегала для высшего общества, и шагнула к схеме.