И потом сделала четыре шага в сторону, остановившись напротив первой диаграммы Таджо.

– Я решила начать с первой схемы, – пояснила я громко и очень любезно. Специально для Рябого.

Мел скрипнул – линия поползла не туда, но я выровнялась, и, почти высунув язык от усердия – начала чертить поверху.

Линии ложились кучно и неровно – Фей-Фей просто не смогла бы смотреть на такое издевательство. Черточка, ещё черточка, соединить, почти хвостик… почти клювик… почти глазик…

Когда я закончила – отошла немного, полюбоваться делом рук своих. Достаточно глупо для провинциальной сиры, которая совершенно не разбирается в менталистике.

– Леди, – вопросительно-озадаченно протянул Рябой, но я прервала его коротким жестом – молчать. Когда сиры создают красоту – безродные должны молчать.

Сзади зашумели, когда поняли, что я закончила с первой частью, и тут же заткнулись.

Вторая схема пошла ещё быстрее – я задумалась только на доли мгновения. И рисовать стало проще – я приноровилась. Черточка, полукруг, полукруг, черточка, кружочки, штрихи….

Мел скрипел, аудитория молчала, и даже с верхних ярусов не доносилось ни звука.

Я рисовала и думала, прокручивая в голове – только одну мысль – «почему»?

Почему мне не пришло это в голову раньше? Почему, Великий?

Знак Фениксов, вышитый шелковыми кроваво-алыми нитями на белоснежном одеянии как-будто спустил тетиву – щелчок, когда раздается едва слышный звон, и стрела отправляется в полет… но ещё не достигла цели. Мысли стали четкими и кристально ясными.

Так просто. Так быстро.

Почему мне это не пришло в голову раньше?

Мел поскрипывал, крошился, осыпаясь белой пылью, я – рисовала.

Убить.