— Ты же не можешь забыть о своей матери!

Черт! Он всегда знал, куда бить.

— Ну, в отличие от твоего папаши, эта стерва все еще жива и периодически напоминает о себе.

Маттиас плюхнулся в кресло и устало потер глаза:

— Я всегда считал, что Шельзбург будет моим. Никогда не сомневался в этом. Но когда отец изгнал меня… я ведь поклялся, что не вернусь. Дал себе обещание, что стану лучшим. И когда папаша приползет на коленях умолять меня принять город, я откажусь.

Как же это знакомо. Вот только я согласился, когда мать просила. Согласился, чтобы швырнуть ей в лицо ту силу, которой обладаю. Показать, что теперь вся власть сосредоточена у меня в руках. И она — лишь одна из многих, кто от меня зависит.

Идиотизм. Теперь у меня есть Марина, и все кажется неважным и глупым. Черт! Она не поймет того, что я сделал. Предчувствие не обмануло: я заварил дерьмо, из которого будет очень сложно выбраться.

— У тебя сейчас такое выражение лица, будто хочешь меня убить. — Маттиас, не моргая, смотрел на меня своим насмешливым взглядом. — Я тут тебе душу изливаю, а ты…

— А у меня проблемы похуже твоих. — Я хлопнул ладонями по столу. — Расклад такой: либо ты принимаешь город, и мы думаем, как разобраться с Орденом, либо… я забираю его себе и, как ты и предложил, ставлю туда Радвана. Тогда ты немедленно убираешься с моей территории и появляешься только по моему приглашению. Раз уж я в одиночку впрягаюсь во все это, хочу быть уверенным, что однажды ты не сунешься предъявлять права.

— Ого, резко! А главное — неожиданно.

Я пожал плечами:

— У меня мало времени. Проклятие — не просто совпадение. Не думаю, что Ковалевский врал насчет войны. Что-то затевается, и я хочу быть к этому готовым.

— В этом весь ты… Минимум сомнений. Действия-действия-действия. Ты никогда не любил сидеть на месте.

— А смысл ждать чего-то? Я не люблю быть зрителем из толпы.

Маттиас снова потянулся к распечатке карты:

— Дай мне время. Я могу еще некоторое время побыть здесь? Пару дней. Попробуем вместе разобраться в происходящем? Как в старые добрые дни? А потом я поеду в Шельзбург и…

— Вызови своих людей. Если все так, как говорил Ковалевский, на счету будет каждый.

— Да. Так и сделаю. — Он поднялся. — Знаешь… на самом деле я благодарен, что тогда ты не встал на мою сторону. Я понял, что надеяться можно только на себя. Это уберегло меня от многих опрометчивых поступков.

Ни хрена его это не уберегло. Но я прекрасно понимал его чувства. Ощущение, что тебя предали все, кому ты доверял. На кого рассчитывал. Что я мог сделать сейчас? Только продолжать играть скотину, каким Маттиас наверняка до сих пор меня считал.