Он немного отодвинулся от нее. Пылающий оранжевый вихрь в его глазах начал постепенно успокаиваться, сменяясь теплой медовой желтизной.

Медленно, словно каждый шаг давался ему с трудом, Дагмар отступал назад, пока не уперся спиной в пианино, которое в прошлый раз вызвало у Марины целый водоворот фантазий.

Он несколько раз глубоко вздохнул и зарылся лицом в ладони. Они стояли почти в противоположных концах зала, но Марина еще никогда не чувствовала себя так близко к другому человеку. Она не знала, как это объяснить, но между ними была странная связь. Когда она возникла, Марина не могла сказать, но ощущала ее очень четко.

Она словно стала частью Дагмара. Той частью, которая отвечала за человечность.

— Это не мой ребенок. Ели ты не веришь, можем провести днк-экспертизу… Я не знаю… что угодно… Но он не мой.

То же ей говорил и Маттиас. И Радван с Борисом. Еще что-то о суровых законах берсеркеров. Но она хотела слышать объяснение от Дагмара. Может, Лиля сможет сделать какое-нибудь зелье правды? Напиток истины? Варево, развязывающее язык? Да плевать, как оно будет называться.

— Тогда почему?

— Потому что ради того, чтобы я назвал его своим, моя мать встала на колени. Умоляла меня. Я заставил ее ползать передо мной… Как будто это могло что-то изменить.

Возможно, она и ужаснулась бы, услышав подобное. Но она видела его мать. Слышала, что та говорила. И к собственной тоже не испытывала особо добрых чувств. Наверное, они — идеальная парочка.

Марина сползла по стене на пол и села.

— Расскажи мне. Все.

Дагмар скрестил руки на груди и уставился в потолок.

— Она никогда меня не любила. Не знаю почему. Я всегда так старался, чтобы ей понравиться. Учеба, спорт. Я везде был первым. Всегда. Как будто все те идиотские грамоты, дипломы и кубки могли вызвать ее любовь. С деньгами отца я мог вообще не загоняться, но я думал, если стану идеальным сыном, то мать полюбит меня. Ведь любят умных, отличников, победителей соревнований. Но у матери были более строгие критерии отбора в любимые сыновья. — Он вдруг рассмеялся. — Представляешь, в мой седьмой день рождения она напилась. Няня устроила мне праздник, все было классно. А потом явилась моя мать… Сорвала все украшения и сказала, что «гаденышу» они не нужны, потому что в аду другие развлечения. «Гаденыш» — это я. Так что, можешь меня так называть, если разозлишься. А, еще «Исчадие ада» и «Сынуля Сатаны» — это было ее любимым прозвищем. В тот же вечер я узнал, что отец ее изнасиловал. Ну и появился я. Тогда я, правда, еще не знал, что это значит, но пообещал себе, что никогда так не поступлю. Ведь папа обидел маму. — Дагмар снова покачал головой, и в холодном солнечном свете Марина увидела, что его щеки блестят от влаги. — А с тобой поступил еще хуже…