— Хороший человек говорит. — Колька чуть ли не зубами открывал коробку, которую ему протянул Олег Георгиевич. — Что ж они ее так заклеили-то, заразы.

Внутри оказался только один предмет — нож. Впрочем, там были еще ножны для него, так что можно сказать, что предмета было два.

Это был брат-близнец ножа Германа — серебро и черная рукоять, узоры по клинку и острота лезвия такая, что им можно было бриться.

— Ты давай, Николай, начинай вещи переносить, — сказал Ровнин. — Занимай стол… В кабинете с Пал Палычем. Теперь твое место там. По праву. А здесь, скорее всего, будет сидеть Евгения, при условии, что ее все устроит, и она устроит нас. Прошу вас следовать за мной, я обещал вам чаю, а слово свое я держу.

Коле было что сказать, но — зачем? В самом деле — жизнь продолжается, и если он здесь, а в руках личное оружие, полученное невесть от кого, но вводящее его в число полноправных сотрудников отдела — значит, в этом есть смысл.

Вещей у него было немного, в пару ходок он все свое перенес наверх, на второй этаж. Пал Палыч ничего не сказал, увидев, что Коля теперь будет его соседом. Скорее всего, каждый из них когда-то получил свой личный стол так же, как он сейчас. Раньше это ему в голову не приходило.

Когда он спустился за своими последними вещами — пуховиком и надежно припрятанной коробочкой быстрозапариваемой лапши, то за своим столом он увидел Евгению, которая круглыми глазами, почти не дыша, смотрела на Тит Титыча, а также Ровнина, с улыбкой наблюдающего за ней.

— Не бойся, — посоветовал Коля девушке. — Титыч хороший.

— Я не боюсь, — шмыгнула носиком девушка. — Просто до этого как-то призраков не видела ни разу.

— Кстати — о призраках. — Ровнин щелкнул пальцами. — Николай, надо бы наведаться на Бобров переулок, это тут недалеко, пешком дойти можно. Там в 12 доме вроде что-то на чердаке завелось. Сия неведома зверушка по ночам воет, по трубам стучит и жильцам покою не дает. У меня там просто знакомая проживает, так что… Она грешит на бомжей, но чего им выть-то?

— С Пал Палычем? — уточнил Коля. — Или с Викой?

Вика вышла на работу на следующий же день после смерти Германа и никаких истерик не закатывала. Впрочем, сказать, что это была та же Вика, что раньше, было нельзя. Что-то в ней, как и в Коле, сильно поменялось.

— Причем тут они? — удивился Ровнин. — Я говорю про тебя одного. Ты — оперативник, это твоя работа, задание несложное, так что управишься с ним без проблем. Давай, давай. День короток, нам сегодня еще Новый Год встречать. Забирай остаток вещей, собирайся и в путь.