— Какая?

— Для того чтобы пообещать тебе то, что ты просишь — я должна тебе поверить. Я должна доверять тебе, Рикард. А доверие — роскошь, которую я не могу себе позволить.

Не смотри ему в глаза, Кэтриона!

— И почему ты не можешь поверить мне? — спросил он глухо.

— Потому что вокруг слишком много совпадений, — она махнула рукой и ещё немного отодвинулась, чувствуя, что ей стало жарко, — и мы не можем быть до конца откровенны друг с другом. Ты служишь тем, кто тебе платит, и сделаешь то, что тебе прикажут. И однажды твоей целью могу стать и я. Разве можно вообще верить таким, как мы?

Он серьезен, как никогда. И эта серьезность волнует и пугает. Он будто специально рушит её барьеры, приближаясь с каждым шагом к той опасной черте, которая отделяет Кэтриону от всего мира. Черте безразличия ко всем, проведенной Ирдионом в её душе.

— Этого ты боишься? Нет, Кэтриона, ты — не моя цель. И не была ею никогда. И я не пес, чтобы служить. Я всегда смогу отказаться от того, за что мне захотят заплатить. Я могу пообещать тебе, что ты никогда не станешь моей целью. Никогда. Просто поверь мне. Ты ведь чувствуешь опасность, так? Я видел, как ты прикасаешься к вещам… Дай руку… Прикоснись и почувствуй.

Он протянул ей свою руку, ладонью вверх, и Кэтриона подала свою, понимая, что… зря.

…разве ты чувствуешь сейчас опасность? — его ладонь открытая и тёплая. — Просто поверь мне.

Мать всеблагая!

…небо такое чистое, что голова кружится, и меж голых ветвей персика с бусинами цветочных почек мелькают суетливые скворцы, ныряя с веточками и пухом под крышу беседки — строят гнездо.

На поляне — ковер фиалок и гусиного лука. И большой муравейник лежит под кустом рыжей шапкой. Муравьи — огромные красно-коричневые, с челюстями похожими на маленькие изогнутые ножи, охраняют его от незваных гостей.

— Я не люблю муравьев, ты же знаешь. Они щекотные и… они нас покусают!

— Не бойся, просто поверь мне…