Гасьярд был зол. Нет, он был просто в бешенстве, когда понял свою оплошность, когда понял, что эти двое всё это время водили его за нос, и что от победы Альберта сейчас отделяет только его незнание. Как только он поймёт, всё станет необратимо.
У Гасьярда даже руки задрожали. Он так долго к этому шёл, и что? Какой-то паршивый бастард заберёт у него всё? Просто так?
Он сжал руки в молитвенном жесте, переплёл пальцы, так что они даже побелели от усилия, снова склонился над Книгой и представил совсем другую картину.
Просить у Книги исполнения своих желаний можно лишь, если это что-то действительно важное. Просить нужно только то, что позволит растить в себе силу, менять себя к лучшему, иначе Книга просто посмеётся над тобой. Но то, что просил Гасьярд, должно было изменить всё. Книга поймёт, что он достоин быть верховным джартом, что он, как никто другой, сможет воспользоваться Потоком и дать дому Драго то, в чём тот нуждается уже почти сто лет — новую силу и мудрость. Книга, конечно, взамен пошлёт ему испытания, и если он их выдержит, то получит желаемое. Но он готов к испытаниям…
И он хотел представить Поток и великие дела, которые он совершит на благо Дома, он хотел представить себя сидящим в своём кабинете, среди важных бумаг и карт, их — вдвоём с Иррис, принимающими послов в Красном зале…
Картинка ожила — ветер шевелил занавеси на окнах его кабинета, где-то били часы, отмеряя полдень, на стол красного дерева ложились свитки, натужено скрипело перо, перешёптывались послы, алый воск капал на листы и оттиск его печати должен был венчать решение. Иррис стояла перед ним, и он ощущал, как вращается Поток, а он черпает в нём силы для новых дел…
…но, картинка, почему-то замерла.