Монах поднял глаза, и обомлел, в комнате, в трёх шагах от него стояла богатая госпожа. Плащ синий, мехом отороченный, на голове замысловатая шапочка. Лицо чистое, ни веснушки, ни прыща. А глаза знакомые. Он едва смог узнать её.

— Агнес! — воскликнул молодой монах и кинулся к девочке. Схватил её крепко, обнял так, что у неё шапочка едва не упала.

Агнес поджала губы, стойко терпела объятия, Ипполита. Будь кто другой, так шикнула бы, осадила высокомерно. Может даже и господину сказала бы за такую фамильярность слово. А вот монаха терпела. Он добр был с ней всегда, и учил её грамоте, цифре и языку пращуров. Она того не забывала.

Он, наконец, выпустил девушку из объятий, и хотел было говорить с ней, да тут дверь открылась. И в комнату вошёл Вацлав, оглядывался по-хозяйски. Монах сразу скис. А Вацлав увидал Агнес, смерил её взглядом с ног до головы и спросил с вызовом:

— Кто такая?

Девушка лишь глянула на него через плечо, и бросила коротко:

— Вон пошёл.

Ни злобы в её словах не было, ни каких других чувств. Тут же она взгляд от него отвернула. Словно больше и не было его в покоях. А Вацлав спесивый, все последние дни, пунцовым стал, а потом будто поломался пополам, согнулся в поклоне таком низком, что и невозможно кланяться так. И задом, задом, не разгибая спины, пошёл к двери. Дошёл, не поднимая лица от пола, и дверь прикрыл так тихо, как возможно, чтобы не подумали, что хлопнул ею.

Монах стоял изумлённый, а Агнес уже и не помнила про распорядителя, встала к монаху спиной и плащ расстегнула. Он едва смог поймать его. Поправила шапочку свою у зеркала и подошла к постели. Глянула на кавалера, а потом на Ипполита с укоризной:

— Господина угробить решили?

Монах молчал.

— Отчего же не лечил? — она смотрела строго.

— Не знаю, что за хворь, — пролепетал он.

А она стала гладить кавалера по заросшей щетиной щеке так, словно жена она ему и говорить при этом:

— Не волнуйтесь, господин мой, с вами уже я, тут уже. Если не яд это, и не хворь неведомая, то найду я причину немощи вашей.

И отлегло, от сердца у Ипполита. Снова он хотел кинуться к девушке. Обнять. Да та жестом остановила его:

— Хватит уже, монах. Иди, мне надобно одной с господином побыть.

Стала она его выпроваживать и дверь за ним закрыла. На засов.

В комнате его встретили все, И Ёган и Сыч и Максимилиан.

— Дурень наш говорит, что Агнес приехала? Говорит, видел её только что внизу, — с надеждой спросил Сыч, кивая на Ёгана.