— Нет, он мой оруженосец. Ёган будет конюхом.

— Да не нужен мне этот дурень деревенский, — почти крикнула Агнес. — Максимилиан пусть!

— Ёган будет, — невозмутимо сказал Волков. — Всё, ступай к себе.

И снова он уткнулся в бумагу, что подсунул ему с пояснениями монах.

Но Агнес не пошла, сидела напротив него и взглядом его сверлила насквозь. И видно, почувствовал это взгляд кавалер, поднял на неё глаза, но она свои не отвела, словно в гляделки с ним играла. И тогда он спросил, даже не повысив голоса, но так, что всем в комнате похолодало:

— Я велел тебе идти прочь! Глухая?

И взгляда его девушка не выдержала, посидела чуть и вскочила, быстро пошла из покоев в коридор, шурша платьем, раскраснелась вся, злая.

Кавалер снова уставился в бумаги, а брат Ипполит, Ёган и Максимилиан переглядывались меж собой, облегчённо вздыхали и радовались, радовались тому, что хоть господин эту маленькую, злобную бабу урезонить может. Хотя бы он.

— А где Сыч? — спросил Волков, откладывая бумаги.

Он так и не принял решения по ним. Суммы в счетах были немаленькие.

— Спит в людской ещё, — ответил ему Максимилиан.

— Спит? Господину не до сна, а он спит. Будите его, дело есть.

Когда заспанный и хмурый Сыч пришёл, Волков сказал ему:

— Найди дом банкира Винхеля. Присмотрись к нему, как стемнеет, пойдём его брать. Отведём его в тюрьму…

— Понял, — сказал Фриц Ламме.

— А потом нужно будет с ним вопрос решить, — добавил Волков тихо.

— Решить? — не понял Сыч.

— Решить, — многозначительно повторил кавалер. — Мне барон всю голову проклевал, этот банкир должен замолчать навсегда, но так, что бы никто и ничего не подумал.

— А, так вот вы о чём? — тихо догадался Фриц Ламме.