— Ты права, — спокойно произнес Лагранж, и у меня сердце ухнуло куда-то в желудок, а он продолжил: — Да, я придумал этот план давно, потому что хотел сбежать. Но если бы не призрак, я бы не ушел сейчас. Я убежал из Горок ради тебя. И теперь ради тебя же мне нужно уйти.

Он вскинул руки и обнял ладонями мое лицо, и этот жест был преисполнен настолько пронзительной нежности, что у меня резко защипало глаза.

— Лали, отец будет меня искать. И найдет. И намного, намного раньше чем руководство Горок, полиция или кто угодно другой. Тебе нельзя быть рядом, когда он меня найдет.

У меня задрожали губы. Я чувствовала себя маленьким ребенком, которому вручили долгожданный рождественский леденец, дали лизнуть один раз, а потом он упал в грязь и его отобрали и выбросили. Когда вроде и есть понимание, что так сделать правильно, но это просто невыносимо обидно и больно.

— Я на самом деле не думаю, что ты меня использовал, — произнесла я, отчаянно моргая. — Я сказала это только, чтобы тебя задеть.

— Я знаю, ежик. — Даниэль ткнулся лбом в мой лоб. — Мне правда очень жаль.

Я хотела сказать, что мне очень страшно оставаться одной. И что я не хочу, чтобы он уходил. Но прикусила язык — кому от этого станет легче?

Вместо этого, я приподнялась на цыпочки, обнимая его за шею, и спросила:

— С тобой все будет хорошо?

— Да. Только я не знаю, вернулись ли я в Горки. Но мое обещание в силе, Лали. Я тебя найду.

Я зажмурилась, и слезы все-таки покатились по щекам. Даниэль поймал их губами, и я, вцепившись в него, сама первой потянулась за поцелуем.

Это все несправедливо. Нечестно. Так не должно быть! Почему нас не могут оставить в покое? Неужели это так много — просто хотеть жить своей жизнью, а не той, которую определяют для тебя другие?

Мне нужно было его отпустить. Я знала, что нужно. Но я продолжала отчаянно за него цепляться. Еще один поцелуй. Еще только один. Еще один. Последний!

А в конце-то концов, это ему нужно уходить, вот он пусть и останавливается!

Одежда слетела ненужной шелухой как будто сама собой.

Я не хотела, чтобы он уходил. Он — не хотел уходить.

Поцелуи — глубокие и жадные. И я впиваюсь ногтями в гладкие твердые мышцы, царапаю будто хочу пометить, оставить след. Вжимаюсь в него, а он — в меня. И движения внутри — быстрые, яростные, безжалостные. Я распахиваю рот в беззвучном крике, выгибаюсь, ловлю ослепительную вспышку и как будто выпадаю из этой реальности.

И мне не хочется в нее возвращаться, прямо сейчас я бы отдала что угодно, только чтобы остаться в этом мгновении, когда я лежу, придавленная к кровати весом моего мужчины, и чувствую его везде — на себе, в себе, будто мы единое целое.