Получилось. У нас получилось, чёрт возьми!
Получилось…
– Дурак, ослеплённый собственным гневом. Слепой и глухой, гордившийся тем, что может переступать через свои чувства во благо своего народа. – Сине-сиреневые глаза Хьовфина казались почти чёрными, но из точёных черт ушёл тот холод, что леденил их обычно. – Дэн, Фаник, Эсфор, брат мой…
Осёкся, не договорив. Впрочем, те, к кому он обращался, и так поняли, что он хотел сказать.
Эльфы не улыбнулись. Хотя Дэн пытался, я это видела – пытался, но не смог. И ничего не сказали, однако взгляды их сказали всё, что нужно. Что они тоже прощают всё, что требовалось простить. И, вновь обратив взгляд на Алью, Хьовфин мягко, очень мягко – с интонацией, которой я никак не ожидала от него, – произнёс:
– Я прощаю тебя, Альянэл из рода Бллойвуг. Как ты простил меня. Мир тебе… тебе и твоему народу.
Повелитель светлых протянул руку владыке тёмных.
Нехорошее предчувствие родилось у меня в момент, когда их пальцы соприкоснулись.
Не поднимаясь с колен, я следила, как Хьовфин помогает Алье встать. Пытаясь убедить себя, что это бред: всё позади, и нельзя постоянно подозревать худшее. Но нечто внутри меня – наверное, та часть, которая привыкла не верить никому и ничему, – беспокоилось и шептало, что всё не может быть так просто, что будет ещё…
…что оно обязательно случится – что-то плохое, что-то…
…наверное, именно поэтому, когда голова Хьовфина резко повернулась – с мгновенным, противным, пугающим хрустом, – я не почувствовала ничего.
Мгновение, которое владыка эльфов падал наземь, длилось вечность. Следующее, которое я заворожённо вглядывалась в его мёртвое лицо, в глаза, даже не успевшие расшириться в удивлении, в беспомощно приоткрытые губы – ещё одну. Потом увидела его убийцу, бившегося в магических путах позади тела, под взглядом Восхта, воздевшего руки к тёмному небу: с ужасом смотревшего на того, кто свернул шею его Повелителю, кого колдун остановил всего миг спустя.
Один миг опоздания, решившего так много.
И я не сразу поверила в то, что увидела.
– Да как ты смеешь! – закричал Фрайн. – Как смеешь жать руку этой мрази!
Он рвался из невидимых верёвок, опутавших его по рукам и ногам, не глядя ни на Восхта, ни на нас. Лишь на Фина, лежащего у его ног. Убитого его рукой.
Только вот у меня создалось смутное ощущение, что сам Фрайндин этого не понимает: того, что брат уже не может его услышать.
– Ты правда решил заключить с ними мир? С ними?! – ярость безжалостно искажала его юное красивое лицо. – С теми, из-за кого мы столько страдали? Ты страдал, весь наш народ страдал, и я страдал, я!