Теперь мне прописывали меньше болеутоляющих и разум уже не застилал туман. Не мог я теперь и полностью уйти в молчание. Говорил со всеми, но не трещал без умолку, как прежде. По большей части только реагировал на обращения, сам затевал разговор крайне редко. Я видел, что мое горе и острое чувство вины печалят маму и дедушку Тедди. Но попытки притворяться, что на самом деле ощущения у меня другие, вызывали отвращение к себе.
Пока я лежал в реанимации, со мной всегда кто-то находился, обычно не один человек. Мистер Иошиока приходил очень часто, по два или три раза в день, и я счел необходимым сказать ему, что он может потерять работу. Он только улыбнулся и ответил, что многие годы не брал отпуск и больничный, поэтому теперь отгул для него – не проблема.
Однажды он пришел с детективом Отани, который расспросил меня о том, что я видел в Первом национальном банке, и записал мои показания, касающиеся Фионы Кэссиди и моего отца. Аврору Делвейн арестовали, но она заявила, что понятия не имела о таких жутких намерениях своих приятелей. «Мы просто жили маленькой коммуной. Свободная любовь – это все, что я видела». Она обещала сотрудничать со следствием, но под залог ее пока не выпустили. Остальные ударились в бега.
В другой раз мистер Иошиока сидел на стуле у моей кровати, подменяя маму и дедушку Тедди, которые пошли на ланч. Его руки лежали на подлокотниках кресла.
– Иона, ты помнишь, что однажды, достаточно давно, тебе еще не исполнилось десяти лет, ты рассказал мне о том, будто мисс Кэссиди и мистер Дрэкмен приснились тебе еще до того, как ты их встретил?
– Конечно. Тогда я принес вам печенье с шоколадной крошкой.
– Самое вкусное печенье, которое я только пробовал. В тот день и я рассказал тебе о пророческом сне, в котором мои мать и сестра гибли в огне.
– Я нашел их фотографии.
Он вскинул брови.
– Правда?
– В библиотечной книге о Манзанаре. Сделал ксерокопию той страницы, чтобы хранить дома.
Он смотрел на свою правую руку, которая лежала на подлокотнике, словно предпочитал не смотреть на меня, и я задался вопросом, не вторгся ли я в его личное пространство, не нарушил ли то, что он полагал священным, найдя и сохранив у себя фотографии его матери и сестры.
Наконец он вновь посмотрел на меня.
– Раньше я говорил тебе, что тем, на долю которых выпадает много страданий, иногда дается шанс увидеть будущее, чтобы избавить себя от дальнейших мучений. В те дни, будучи совсем юным, я очень злился из-за нашего заточения в Манзанаре. Злость переполняла меня, Иона, переполняла до такой степени, что я потерял веру, веру в эту страну, в моего отца, чья покорность выводила меня из себя, даже перестал верить, что жизнь имеет значение. И хотя пожар приснился мне за семь дней до того, как он произошел на самом деле, я не сомневался, что это обычный кошмар. Из-за своей злости представить себе не мог, что благоволением высших сил мне даровали сон, благодаря которому я мог спасти моих любимых мать и сестру. Я слишком ценил свою злость, чтобы дать ей уйти, слишком в нее верил.