Педали рояля оставались после модернизации и ножными, как положено, и дедушка Тедди сыграл три мелодии своего любимого Джимми Макхью[58], а мама стояла рядом и пела: «На солнечной стороне улицы», «Я знаю, песня будет» и, наконец, «Так хочется любить», все на слова Дороти Филдс[59].

Миссис Лоренцо и мистер Иошиока сидели на диване во время этого маленького представления, и темные глаза портного блестели счастьем.

– Если завтра я не смогу послушать вашу дочь, – сказал он дедушке, – тогда я должен прийти и послушать вас.

– Я с радостью вас приглашу, – ответил дедушка. – Но на следующей неделе или через неделю. На этой у нас какой-то конгресс, и отель забит до воскресенья. В ресторане все столики уже месяц как забронировали.

Потом, когда я переоделся в пижаму и лег в кровать, ко мне подошла мама, чтобы пожелать спокойной ночи.

– Такой хороший вечер. Я стала большой поклонницей твоего друга.

– Он – хороший человек.

– А ты такой мужественный. Мне очень жаль, что у тебя болят швы.

– Ничего. Немного зудят, а так все нормально. Все будет хорошо.

– Это точно, – согласилась она. – Все у тебя будет хорошо.

– В твой первый выходной мы сможем куда-нибудь поехать на «универсале»?

– Это будет понедельник. Куда бы ты хотел поехать?

– Туда, где прохладно.

Она улыбнулась.

– Мы найдем холодное место, где изо рта будет идти пар. – Она наклонилась и поцеловала меня в лоб. – Сладких тебе снов.

После ее ухода я выключил лампу. Лежа в темноте, достал из-под подушки ручку-фонарик.

Малколм нашел его в «Центовке»[60]. И не пожелал сказать, сколько он стоил.

– Может, я его украл. Как ты узнаешь? Если собираешься включать его и писать симфонии после того, как твоя мама скажет, что пора гасить свет, не говори ей, где ты его взял.

Возможно, сон о мертвой женщине обернулся бы явью, возможно – и нет. Но, если бы я проснулся в чернильной тьме под звуки бурлящей воды, мне не хотелось оказаться там без источника света.

Когда я включил фонарик, узкий луч ударил не так и далеко, хотя дальше, чем я ожидал. Он нарисовал бледное пятно света на потолке, причем с серединой, более темной, чем периферия. Пятно это напоминало глаз, смотревший на меня сверху вниз.