— Лишь бы соли набралось достаточно.

Ян кивнул.

— Когда мы уезжали, оставалась больше половины ящика, думаю, этого хватит.

Точно я и забыла про ящик в дальнем углу сарая. Соль тут продавали мешками, поэтому, купив по приезду мешок соли весом килограммов двадцать, я, отсыпав из него пару килограммов соли для нужд кухни, задвинула, попросила Яна задвинуть, его в дальний угол сарая и благополучно про него забыла.

— Чистить будем вместе, — решил Разай, — вот только разберемся с мясом.

Вдвоем с Яном они затащили рогатую тушу в сарай. Под потолком повесили лампы и начали разделывать тушу топорам для колки дров. Половину туши, облив водой для того чтоб она покрылась ледяной коркой, подвесили под потолок.

Ян заинтересовано поглядывал на рога.

— Не вздумай тащить их в гостиную, — предупредила я в шутку.

— Из них получатся неплохие костяные рукоятки для клинков, — он оценивающе оглядел лежащие у стены костяные отростки.

— Потомки будут удивляться, с какого монстра их сняли, — пробурчала я. легонько попинав их ногой.

Вторую половину туши разделали на относительно небольшие части. Шкуру, вычистив изнутри ножом, засыпав солью, разложили у стены.

Пока Разай и Ян возились с рогатой фигней, я приносила рыбу в ведре, потрошила, отрезала головы и, пересыпая солью, укладывала слоями в бочку. Оставшуюся часть рыбы разложили по ларям, выстелив их, оставшимся от моих походных приготовлений, роскарским шелком.

Удивительно сколько могут сделать трое человек, ну, не совсем человек, при правильном целеполагании. К утру двор был чист, нергк спрятан, а наша троица была абсолютно обессилена.

Сил хватило только на то, чтоб отмыться от стойкого рыбного запаха, расползтись по кроватям и уснуть. Крепко обняв Яна, я прижалась к нему и вырубилась.

Утром меня разбудил шум внизу, в дверь кто-то стучал. Стучал бодро и нагло.

— Можно я его убью? — спросила я, закрывая голову подушкой.

— К сожалению, нельзя, — Ян зевнул и охнув сполз с кровати, — как болит то все, кажется, мы вчера перетрудились.

Я приоткрыв один глаз наблюдала как он втискивается в джинсы и надевает кроссовки. На шерстяные, вязаные носки.

— Радость моя, — проворчала я сонно, — ты как умудрился втиснуться в мои кроссы, это же неудобно?

Ян как то хитро улыбнулся, и поцеловав меня спросил.