— Тут недалече до неё. Отлежишься — посети. Познавательно. Подремай, пока мы тут управимся.

С сочувствием наблюдая за сгорбившимся, угрюмым начальником, потерявшим сегодня лучшего товарища, Иванов, кряхтя, повернулся к женщине.

— Ты про каземат говорила. Для чего он?

— Чтобы ты попытался сбежать. Переместился, если умеешь, в каменный мешок без выхода. Нарушение режима, чувство вины, дополнительные репрессивные меры. Короче говоря, замаскированный карцер. Убойная, с точки зрения психики, штука. Сам вошёл — сам идиот. А за выход пришлось бы с лихвой заплатить.

— Э... гениально. Признаю. Окошко в каменной стене прямо манило к побегу.

— Да. Моя разработка. Александрос как-то вскользь поинтересовался, как бы я тюрьму обустроила, из которой нельзя сбежать колдуну. Выглядело шуткой, необычной загадкой для разума. Я и предложила видимую лазейку создать, для понимания, на что готов заключённый.

Переставший удивляться Сергей только и пробормотал:

— Смело. Я бы не признался.

В этот раз она предпочла отмолчаться. Натянула одеяло почти до ресниц, закрыла глаза...

***

... Застолье подходило к концу. Сдвинув полупустые тарелки в сторону и разлив по очередной рюмке крепенького, Антон трогательно рассказывал разомлевшим от выпитого Лане и кицунэ о неудавшемся вояже по Европе.

— Только по Берлину начали гулять — и нате! Труба зовёт! В дорогу! Серёга пропал! — заплетающимся языком вещал он. — Роза — в слёзы! А я ей и говорю: «Да я за друга»...

Слушательницы сочувственно кивали.

Расположившийся на другом конце стола Фрол Карпович, умышленно избегавший любых упоминаний о работе, тихо дёрнул Иванова за рукав.

— Пошли прогуляемся на балкон. Подымишь.

Окинув взглядом сидящих, парень поднялся и, стараясь не привлекать внимание, вышел из кухни, где они по-семейному праздновали его возвращение.

Шеф не отставал.

— Что дальше? — спросил он, едва закрылась балконная дверь. — С Сашкой отдельная песня, ему добра ждать не приходится. К чему приговорят — не ведаю... Разбирательство по тебе только начинается, но...

— Давят? — Иванов закурил, отрешённо глядя на мерцающие гирляндами окна домов напротив. Предновогодняя неделя. Всем праздника хочется. — Политическая ситуация превращает меня в мину замедленного действия? Сослуживцы Александроса не спустят из корпоративной солидарности? Опасаются, что повторно отмочу нечто, выходящее за рамки? Боятся моих вскрытых талантов? Не знают, как пришить умышленное убийство при условии, что потерпевший давно уже того... слегка не живой? По всем бумагам мёртвый? Так ведь он тоже на месте не стоял, и ударил меня первым... Превышение пределов необходимой самообороны клеить станут?