Светлый фон

— Да это так, мечты...

— Розог возжелал?! Худо одно от них. Позабудь! — начальство обрело успокаивающую уверенность и вернулось в привычную колею громов, молний и угроз.

Определившийся с жизненными ориентирами Иванов едва не расхохотался — такими милыми ему показались регулярно поминаемые розги с батогами, плетьми и конюшней. Фыркнул, гоня смешинку, закурил.

— Но зачем, Серый?! — напарник до сих пор ничего не понимал.

Пришлось разъяснять.

— Ты действительно думаешь, что Александроса мне на тормозах спустят? Я же его, в определённом смысле, пришил. Сотрудника Спецотдела прихлопнул! В лицо, может, и не скажут, но вцепятся в холку похлеще гончих собак. Ждать станут, когда оступлюсь, подставы устраивать. И это я ещё про позабытое заклинание ничего не сказал! Все думали — сгинуло оно, а я из глубин вытащил и напомнил, — давая Антону представить нависшую угрозу, парень наклонился, поднял с холодного пола портсигар и сунул в руки владельца. — Увольнение же решает почти всё. Обычного живого Департамент к ответственности привлечь не имеет права, а формально гонять меня не за что. К вам с Фролом Карповичем, соответственно, претензий меньше.

— Ага, а в качестве агента о тебе никто не узнает, — кисло подметил Швец. — Штирлиц хренов...

— Плевать. Пусть знают. Дальше что? Официально агентурное дело на меня заведите, назначьте... да хоть «доверенным лицом по связям с общественностью и координацией взаимодействия с государственными структурами». Пусть до поноса проверяют и перепроверяют! Прямого подчинения не будет, в штате не значусь. Отношения: агент — куратор, при которых любое высокое начальство идёт на три буквы. У них полномочий останется — разве что на контрольную встречу выдернуть... При этом, лично для меня, сплошная выгода. Тронуть просто так нельзя — расценивается как грубое вмешательство в оперативную деятельность; нагнуть по инстанции — тоже. Я им не подчиняюсь. Придраться к противозаконному колдовству — ещё доказать надо, особенно когда им не пользуешься. И вообще, тебе не до лампады, в какой должности я буду находиться?

Расстроенный Антон молча вернулся в комнату, пытаясь засунуть любимый портсигар в боковой карман пиджака. От волнения промахивался.

— Осознает, — уверенно пробасил шеф. — Пообвыкнется. Огорошил ты его, Иванов. Да и меня, признаю, тоже. Мягче надо с друзьями, нежнее... Про целительство к чему поминал?

— Ленкино дело продолжить хочу. По-своему.

Потрясённый бородач с уважением, по-новому посмотрел на парня.

— Тяжкий крест. Неподъёмное испытание... Ты же соображаешь, что всех не спасти?