Тропа быстро сузилась до таких размеров, что стало реально ехать по ней только цепочкой, и разговаривать было неудобно. Бел-Хаддат не оглядывался. Можно ли ему доверять, задумался Острон, ехавший следом. Конечно, на безумца он не похож: хотя у него донельзя холодные глаза, ни намека на бешенство в них нет. Но...

"Твои люди на моей стороне"...

Нет, твердо решил он. О доверии, конечно, речи нет, но вот так сразу подозревать человека в чем-то плохом только из-за того, что он повел себя грубо с тобой?

Бел-Хаддат остановился лишь через несколько часов, склонился в седле, рассматривая что-то. Острон, чья лошадь едва не ткнулась носом в круп коня темноволосого, окликнул его:

-- Что-то не так?

Тот повернул голову так, что Острону было видно его острый профиль.

-- Следы, -- сказал он.

-- Следы?.. -- на взгляд Острона, на этой каменистой тропе невозможно было разглядеть ничьих следов, но Бел-Хаддат нахмурился и добавил:

-- Впереди одержимые.

Острон оглянулся на Сунгая; джейфар молча кивнул, указал в сторону. Проследив за его жестом, Острон вздрогнул: на скале остался темный след, почти незаметный, но если приглядеться, было ясно, что это кровь.

-- Мы не сможем сражаться в таком узком проходе, -- сказал он.

-- Нам и не придется, -- отозвался Бел-Хаддат. -- Пусть джейфар пошлет вперед свою сову, но я и так вам скажу, эти безумцы уже, скорее всего, осаждают стены Кфар-Руд.

-- Так чего мы ждем? -- крикнул Острон. -- Быстрее, быстрее!..

-- А я с утра говорил: поторапливайтесь, -- буркнул тот и тронул своего коня, пустил его рысью. Рысца у этих мохнатых лошадок оказалась неровная, особенно чувствительная после гладкого бега породистых хеджинов. Острон стиснул зубы. Над головой прошуршали крылья Хамсин; сова стремительно умчалась вперед, и сколько-то ее не было.

Когда же она вернулась, Сунгай подал голос:

-- Они действительно в сабаине!

-- Скорее же! -- заорал Острон; Бел-Хаддат оглянулся на него, ощерившись, но еще пришпорил лошадь, и та понеслась галопом.

Им все равно еще приходилось замедлять бег несколько раз, чтобы дать лошадям отдохнуть; беспокойство терзало их. Понемногу начало смеркаться. Ехавший в конце отряда Исан, за которым по-прежнему присматривали Дагман и Абу Кабил, вдруг поднял голову и громко расхохотался. Острон выругался сквозь зубы: и не спросишь его теперь, что происходит впереди.

Наконец в сумерках его глаза различили дым.

-- Они еще отбиваются, -- крикнул Бел-Хаддат, как раз в тот момент снова пустивший лошадь галопом. В следующий что-то оглушительно грохнуло, заставив одного из коней перепуганно заржать. Дорога тем временем понемногу расширялась, и вскоре Острон уже протиснулся между Бел-Хаддатом и почти отвесной скалой слева, обогнал его.