Вот наконец Гвана осмелился и спросил:

— Господин Теодато, ведь это означает… вам нельзя и носу казать в Централе?

— Какая догадливость, — не удержался и фыркнул тот. — Действительно, если люди Фальера узнают, что я жив, они устроят новую облаву. Поэтому, если вам меня хоть немного жаль, никому не говорите обо мне.

— Ведь это нельзя так оставлять, — сказал тогда Нанга. — Вы не можете всю жизнь скрываться здесь, господин Теодато. Конечно, никто вас не выдаст, но аристократу не место в этих трущобах!

Гвана с женой переглянулись; Теодато как-то криво усмехнулся.

— Ты прав, — ответил он. — И у меня все равно другие планы на жизнь.

* * *

Длительное ожидание может свести человека с ума.

Но в эти дни ничего нельзя было предпринять, только ожидать; хотя люди продолжали что-то делать, все их занятия не приближали их ни на йоту к желаемому. Марино Фальер дурно спал по ночам, кошмары по-прежнему преследовали его, и хуже всего было то, что он так и не был в состоянии понять, что ожидает его в грядущем. И это дерзкое исчезновение руосца!.. Он ничего не мог поделать, никого не мог отправить на поиски, потому что все они верили, что он знает, и разрушать эту уверенность было чревато. В самом деле Фальер понятия не имел, куда делся Леарза, не уверен был даже, действительно ли проклятый руосец ушел с чистыми намерениями, желая как-то помочь общему делу, или бежал, предав его.

Люди волновались. Тегаллиано обеспокоен был в последнее время, несколько раз заговаривал с самим Фальером на этот счет, повторял, что слишком долгое бездействие дурно повлияет на закованных, они уже нервничают. Фальер отмахивался: не до бездушных теперь, когда чертова станция Кеттерле по-прежнему совершает свой ход в астероидном поясе, безмолвно наблюдая за планетой, и неизвестно, в самом ли деле избранная им тактика работает. Что творится теперь в Кеттерле? Узнать это было невозможно.

Мрачными выглядели и разрушители, прочно обосновавшиеся во дворце. Мераз большую часть времени проводил, валяясь на диване то в одной, то в другой гостиной, его выражение недвусмысленно предупреждало, что закованный не просто не в духе — не прочь подраться, мрачными были и смуглые лица Виппоны и Кестеджу, а Аллалгар почти не выходил из своей комнаты. Никто этим особенно не интересовался: Мераза Аллалгар раздражал, потому что казался ему слишком тупым, Кестеджу и Виппоне и в голову не приходило, что можно попробовать разговорить этого угрюмого гиганта. Тегаллиано и его людям было не до них: продолжались проверки среди бездушных, к тому же, Тегаллиано доложили, что по городу ходят смутные, подозрительные слухи.