Аллалгар был совершенно один.

Мечты его сбылись: с ним обращались, как с настоящим аристократом, и жил он в роскошной комнате, в самом сердце Централа: во дворце Наследника, ему не было больше никакой нужды разгребать шлак; в его спальне, кажется, почти не было металла, если не считать серебряных подсвечников, мебель сделана была из дорогого дерева, на стенах висели маленькие картины в позолоченных рамках. Но Аллалгара ничто не радовало. Все это было… такое бесполезное. Когда он мечтал о такой жизни, он не задумывался о том, какие люди будут окружать его.

Он больше никогда не увидит Кэнги; он сам стал причиной смерти этого человека…Ну, может быть, на самом деле это была машина, а не человек. Но Аллалгар слишком хорошо помнил живого Кэнги, смеющегося Кэнги, который учил его, Аллалгара, писать и читать, и сколько вечеров они провели вместе в комнатушке Кэнги, сидя за металлическим столом! На столе этом, — Черный все помнил в мелочах, — лежали какие-то куски железа, на некоторых грубо выбиты были цифры пробы, и сама поверхность была частично заржавевшей, а частично запачканной, но среди всего этого стояла маленькая импровизированная вазочка, — всего лишь еще один лист стали, согнутый в причудливую форму, — а в вазочке желтел бумажный цветочек. Для чего бы машине этот цветочек?.. Но это было так по-человечески. Кэнги подарил Черному тетрадку, в которой они писали по очереди, и никогда не сердился, даже если Черный проявлял неслыханную тупость, послушно объяснял по многу раз, повторял уже сказанное.

…И потом, не было Нины.

На глазах у Аллалгара аристократы застрелили ее из ружья; она вроде бы была еще жива, когда ее уносили из горящего поместья, но потом Аллалгар узнал, что ее мертвое тело нашли в чужом доме. Нина была хорошая, и ему казалось чудовищно несправедливым произошедшее с ней. Аристократы убили ее; пусть ему потом объяснили, что она была предательницей и защищала инопланетян, но…

Кроме Нины и Кэнги, у него никого больше не было. Таким одиноким Аллалгар себя уже давно не чувствовал. Ладно; после смерти мамы он всегда был один, но тогда он не знал еще, что это такое, — когда есть хотя бы один человек, которому не наплевать на тебя.

Одиночество — страшная вещь; одиночество хуже болезни, хуже голода и холода губит людей.

Никто не интересовался судьбою Черного, и хотя сперва он боялся выходить из своей комнаты, потому что думал, что его остановят и вернут на место, потом он уже понял, что никто и не запрещает ему ходить, где захочется. Потому Аллалгар в тот вечер покинул свою спальню и пошел, не разбирая дороги.