– Это был не твой отец. – Горло сжало, и она стала чертить что-то на тыльной стороне его руки. Ни единого слова – палец выписал Руну храбрости и кривобокое сердце.
Джулс покачал головой, как будто говоря:
С площади в зал стекались нефилимы. Эмма увидела, что к ним приближается Хелен, держа Алину за руку, и впервые с тех пор, как они покинули Институт, у нее появилась надежда, что, возможно, все кончится хорошо.
– Они мертвы. – Клэри с удивлением оглядела зал. – Все…
Джонатан приглушенно засмеялся.
–
Клэри наклонилась над ним:
– Джонатан, прошу тебя, скажи, как снова открыть границу. Как нам попасть домой? Уверена, должен быть путь.
– Пути… пути нет, – прошептал Джонатан. – Проход я разрушил. Это… это невозможно… Прости…
Клэри нахмурилась. Она хотела спасти мир, но все, кого она любила и любит, умрут. На миг в ее сердце закралась ненависть.
– Все так. – Джонатан не спускал с нее глаз. – Возненавидь меня. Возрадуйся, когда я умру.
Клэри посмотрела на мать; лицо Джослин, казалось, окаменело от горя. Девушка вспомнила площадь в Париже: они с Себастьяном сидят за столиком в кафе, и он говорит: «Ты смогла бы простить меня? Возможно ли вообще простить такого, как я? А если бы Валентин воспитывал нас вместе? Ты бы любила меня?»
– Я испытываю ненависть не к тебе, – сказала она, – а к Себастьяну. Тебя я не знаю.
Джонатан закрыл глаза.
– Однажды мне приснилась зеленая поляна, – прошептал он, – сельский дом, маленькая рыжеволосая девочка и приготовления к свадьбе. Если другие миры существуют, то, может быть, это был тот мир, в котором я хороший брат и хороший сын.
Клэри вздрогнула. Они были настолько похожи с Джонатаном, что даже видели одно и то же. Она была уверена, что тот мир, о котором говорит юноша, действительно существует.
– Себастьян… Валентин впустил яд в твое сердце, он научил тебя ненавидеть. У тебя не было выбора, никогда. Но меч все это сжег. Теперь ты не Себастьян, ты – Джонатан. Готова поверить в то, что ты хороший брат.
По его лицу пробежала тень горькой улыбки.